«Упрямец» и другие рассказы - страница 30
— Зря ты так… — говорит тот.
— Пускай не ворует.
— Да я не о том. Зря ты его по носу… Вон кровь пошла… Я в таких случаях — раз! — и в грудь. И повнушительней будет, и кровь не течет.
Полицейские шагают дальше.
— Это ты дельно, — отвечает первый. — В грудь надо бить: и повнушительней, и кровь не течет.
Шуршат автомобили, громыхают грузовики и, разбрызгивая грязь, хрипло сигналят:
— Ту-ту-ту! Ту-у!
Трамваи поскрипывают по рельсам, отчаянно звеня:
— Дзинь, дзинь, дзинь!.. Дзинь, дзинь!
Берегитесь, кому жизнь дорога, — узка улица Пиротская.
— Ту-ту-ту!.. Дзинь, дзинь, дзинь!..
На столбе плакат: «Не ходите по мостовой!»
Но и на тротуарах тесно, не протолкнуться.
Сквозь человеческий муравейник пробирается слепой. Он идет неуверенно, постукивает палкой не только впереди себя, но и по сторонам. Прежде чем сделать шаг, ногой ощупывает дорогу. А ведь, казалось бы, ему ли не знать тут каждый камешек! Год за годом, изо дня в день, торопясь, проходил он по этой улице на фабрику. До того дня, когда пар, которому надоело жаться в старом котле, пробил трубу и хлестнул его по глазам.
Навстречу слепому идут мать с ребенком. Богато одетая мать и богато одетый ребенок, мальчуган с добрыми глазками.
— Мамочка, этот дядя слепой?
— Слепой, детка. Посторонись, дай ему пройти.
— Подать ему милостыньку, мамочка?
— Подай.
Мальчик догоняет слепого рабочего, хватает за рукав.
— Вот, дядя, возьмите.
Слепой останавливается. Мальчуган вкладывает ему в руку маленькую никелевую монетку. Пальцы слепого сжимаются, стискивают монетку, но тут же разжимаются снова. Монетка со звоном падает на плиты тротуара.
Губы слепого кривятся от боли.
— Я… я не нищий!
И он торопливо уходит. Кто-то толкнул его, он пошатнулся, потом выпрямился, и вот уже снова шагает дальше.
Мальчик смотрит на упавшую монетку и никак не может понять, отчего отвергнуто его подаяние.
Он нагибается, подбирает свою монетку и возвращается к матери.
— Мама, он не берет…
— Тем лучше. Купишь себе баранку.
— Он говорит: «Я не нищий».
— Смешно! «Не нищий»… Ну, так станет нищим. Ты видел, какие на нем лохмотья?
Ребенок смущенно моргает: он не в силах понять, что кажется его матери смешным. Оборачивается, чтобы еще раз увидеть слепого, но тот уже затерялся в толпе…
1930
Перевод М. Михелевич.
МАЛЕНЬКИЙ ПРОЛЕТАРИЙ
Как-то под вечер я проходил по улице Боровец. За оградой католического храма плакал ребенок. Я зашел во двор и увидел — малыш лет трех, худенький, с длинным бледным личиком, в жалких лохмотьях, сидел на ступеньках у запертых церковных дверей и, давясь слезами, тихо скулил.
Я стал расспрашивать других детей, почему плачет их маленький товарищ.
— А кто его знает? Он всегда так: ревет и ревет! — с жестоким равнодушием зверька буркнул мальчик в бархатных штанишках. — По целым дням здесь орет!.. Только людям спать мешает.
— Каким же это людям? — с вкрадчивой любезностью спросил я.
— Каким?.. Маме моей мешает! — мотнул зверек розовой мордочкой по направлению к соседнему богатому дому с длинным рядом окон.
— Вот как? А у него есть мама? — продолжал я свои расспросы.
— Есть! Есть! — вмешались в разговор две девочки.
— Есть, да она здесь на фабрике работает! — прервал их мальчик. — У нее мужа нет! — брезгливо скривил он губки, такие же мягкие, как его штанишки. — Госпожа Хаджиева из милости сдала ей квартиру, а она и села ей на голову. Взяла бы да подарила своего щенка кому-нибудь, а то он ревет только.
— Кому же она может его подарить, дружок?
— Откуда я знаю! — сердито передернул плиссированными плечиками зверек. — Родила, пускай бы сама и мучилась. А то только людям покоя не дает. Убиралась бы себе в Конёвицу[12].
Да, конечно, здесь ведь Боровец, тихий аристократический квартал. В католическом храме звучат хоралы Баха, в ветвях цветущих яблонь стрекочут скворцы, и маменьки спят здесь допоздна. Что понадобилось на этом тихом дворе, на ступеньках божьего храма, маленькому пролетарию?
Я поспешил на бульвар, купил булку, халвы, конфет и вернулся обратно. Поднял мальчика со ступенек и перенес его на деревянную скамейку, окружавшую ствол старой развесистой яблони.