«Упрямец» и другие рассказы - страница 56

Быркачевцы пустили свой скот попастись в молодых всходах кукурузы, принадлежавшей новоселам. Вранячане поступили более умно: они подождали, пока кукуруза их завистников созреет, и затем ночью всем селом быстро ее выломали, перенесли к себе и спрятали в ямы…

Борьба обострилась.

Однажды ехавшие на волах через пастбище вооруженные турки направили пистолеты на двух пастухов, отобрали себе несколько барашков, которые им особенно приглянулись, взвалили их на телеги и двинулись дальше. Оружие они на всякий случай держали наготове и немного удивились, когда прошел и час и два, а за ними все еще никто не гнался — хотя бы для того, чтобы попричитать вслед телегам.

Но дорога есть дорога. В пути мысли человека рассеиваются. В конце концов и у этих турок выветрился из памяти их разбойничий подвиг. Вот уже и Бяла Слатина. Здесь они распрягли волов и пустили их пастись в чужие луга. Разожгли большой костер, зарезали одного барашка и стали жарить на вертелах над раскаленными углями. Как вдруг из темноты налетели какие-то закутанные чудовища и принялись их молотить дубинами по головам, по ногам, по рукам… Не успели наши герои вспомнить о пистолетах и ятаганах, как уже их кровь смешалась с кровью зарезанного ими барашка.

Крики о помощи и стоны, раздавшиеся в лугах, донеслись до ближней мельницы, но заставили мельника только покрепче запереть дверь.

Через три дня несколько конных полицейских начали по селам спрашивать и выпытывать, не видел ли кто троих турок с двумя парами волов. Выехали будто они из Горника в Оряхово покупать соль и шины, а возле Бяла Слатины оставили у обочины дороги распряженные подводы и исчезли неизвестно куда.

Нечего делать этим полицейским, вот они и расспрашивают. Безлюдная глушь — турецкое царство, куда заблагорассудится турку, туда он и пойдет… А белые волы? Да хотя бы и белые, разве нельзя их превратить в вяленую говядину?

Богатые дичью леса сделались опасными для охоты, несмотря ни на какое оружие. За четыре года пропало три знаменитых охотника. Обнаружился только один: его труп вырыли собаки. Но где! — возле Чомаковцев, по ту сторону Искра. А от Враняка до Чомаковцев три часа с гаком езды верхом. И разве кто поверит, что Йото Борода привязал труп на спину лошади, закутал его в тряпье, словно это тюк табаку, и пробежал весь путь впереди лошади, держа ее за повод, да еще выиграл при этом полтора часа времени.

А только так и можно было устоять.

Откуда бы ни послышался крик: «Э-гей!.. Сюда! Бегите!..» — мужчины и женщины стремглав бросались на помощь, и горе нападающему, все равно — зверь это или человек.

Такое единодушие при защите и полная тайна при нападении в конце концов победили: новый поселок утвердил свое право владеть собственными пахотными землями, пастбищами и лесами, а также иметь свое особое управление.

Но размежевание с соседними селами закончилось только с помощью суда освобожденной Болгарии, да и то после нескольких настоящих междоусобных сражений.

Слух о храбрости и единодушии переселенцев быстро распространился. Многие люди непокорного характера и бедняки из других мест стали искать у них помощи и защиты.

Некоторые являлись сперва только осмотреться и получить представление о местности и людях, но большинство прямо приезжали на телегах с пожитками и просили у старых засельщиков позволения отмерять себе участки рядом с ними.

Вранячане каждого расспрашивали, кто он, откуда, и чаще всего позволяли остаться: ведь чем больше очагов дымит у безводного дола, тем крепче становится мощь нового поселка.

Во Врацу были отправлены посланцы, которые вписали поселок в число царских владений и возвратились домой вместе со своим первым субашией[14]. Его звали Махмуд-ага.

Старая народная легенда утверждает, что этот Махмуд был болгарин. Но надо думать — болгарское происхождение было приписано ему благодарными селянами, которые иначе не могли объяснить себе его доброту и благородство.

Турок или болгарин, во всяком случае Махмуд-ага был человек достойный, раз его до сих пор помнят и вспоминают. Он привязался к простосердечным и отважным новоселам, помогал им в борьбе против врагов и прикрывал следы их жестокой иногда самообороны.