«Упрямец» и другие рассказы - страница 75
Со все возрастающим беспокойством прослушал я несколько глав из истории этого верноподданного шакала околийского масштаба и, осознав атавизм своих демократических настроений, поспешил убраться в село, чтобы избежать новой случайной встречи на городских улицах с этим ярым врагом деревенских головных уборов.
Родился этот верноподданный шакал где-то в македонских лесах. Голод привел его в Софию. Законы правды и лжи он в теории воспринял на лекциях университетских профессоров, а способы практического их применения перенял у зловещих македонских головорезов. Благодаря такой подготовке он с легкостью завоевал скрипучий трон околийской Фемиды.
Природа отпустила господину судье столько сил, что ему недостаточно было судебных заседаний, дабы всего себя, без остатка, отдать служению царю и отечеству.
Кроме того, будучи поклонником германской высшей расы, он считал свой народ невообразимо диким и высшим своим долгом положил приобщить его к культуре.
Первым шагом на пути к поставленной цели было: отучить крестьян ходить по коридорам суда в шапках.
По утрам он усаживался на свой судейский трон; как ни в чем не бывало открывал судебное заседание, чтоб адвокаты и подсудимые думали: ну, пронесло, мол, на этот раз; и вдруг, в самый разгар свидетельских показаний, срывался со своего места и отправлялся рыскать по коридорам.
В притихший вал долетали его вопли:
— Сними шапку! Ту-тут тебе не огород… Попугало эт-такое! Что уставился, как ист-тукан! Пропащий н-народ. Я вас научу! Акт!.. Штраф!.. Пошел во-вон! Арестую!
А затем возвращался в зал — бледный, разъяренный, наводя страх и ужас на очередного подсудимого.
И поскольку каждый день в суд являлись все новые и новые истцы, ответчики и свидетели, входившие в здание суда прямо в шапках, — благородная битва за преодоление невежества кипела с неумолимой жестокостью.
В один из царских праздников — то ли день рождения, то ли именины его величества — должен был состояться парад полиции, инвалидов и благонамеренных граждан.
В этот день шакал задумал и осуществил нечто неслыханное во всей истории болгарского шовинизма.
Господин околийский судья выстроил на заднем дворе в три шеренги двух своих заместителей, архивариуса, трех писарей, машинистку и трех курьеров и принялся гонять их строевым шагом, репетируя прохождение перед властями на параде.
— Раз-два!.. Раз-два!.. — командовал судья, то шагая впереди всех, то наблюдая со стороны, достаточно ли воинственна поступь его подчиненных.
Обошли три раза вокруг мусорного ящика, повернули кругом, обошли еще три раза — наступило время кричать «ура».
— Как только я подниму руку, вы прокричите троекратное «ура». Оно должно быть таким мощным, чтоб повергнуть в трепет предателей отчизны!
Делать нечего — приказ есть приказ! Перевели чиновники дух, набрали побольше воздуху и гаркнули:
— Ура!.. Ура!.. Ура!.. Ура!.. Ура-а!
Жители стали переглядываться: «Откуда взялось войско в этом городишке, где даже гарнизона нету?»
— Партизаны! — испуганно крикнул кто-то.
— Они самые, — поддержал второй.
А Пеню Бакалейщик, толком не разобравшись, бросился опускать в своей лавке железные шторы и заорал:
— Спасайся, кто может!
Загрохотали железные шторы. Кто-то услышал этот грохот и завопил:
— Пулеметы!.. Захвачено здание суда!
Двое-трое преданных офицеров запаса сломя голову кинулись к полицейскому участку и доложили, что слышали даже женские голоса, кричавшие «ура». Начальник городской полиции побледнел и оперся о стол, чтоб не упасть: кто же не знает, что среди партизан есть и женщины!
Поднялось черт знает что!
Но пока полицейские и агенты собирались, пока заводили машины и заряжали автоматы, все выяснилось: околийский судья сам позвонил по телефону в полицейский участок.
— Не говорил ли я тебе, — заключил шакал свои объяснения, — что в этом г-городе живут сплошные идиоты!
— Но, господин судья, — вздохнул полицейский чин, — идиоты идиотами, а вы-то к чему ни с того ни с сего «ура» кричите? Разве не знаете, какая тревожная обстановка — под каждым кустом партизаны!
Однако, несмотря на переполох, парад состоялся.
Прошли инвалиды, проследовали офицеры запаса; и прежде чем выступить гимназистам — показалась судебная команда. Впереди всех шагал сам околийский судья, за ним — два его заместителя, дальше архивариус, писарь и машинистка, а потом все остальные.