Уроки минувшего - страница 12

Понятно, что именно вокруг Марии сложилась наша тес­ная и дружная компания, в которую вошли: Никон Карацуба — красивый украинский хлопчик, отличный спортсмен и талан­тливый художник, Николай Козлов — самый выдающийся от­личник школы, фантазер и балагур, а также две девочки из 8-го класса — Валя Доценко и Лариса Данилова. Обе боль­шие умницы, но не банальные отличницы, а очень начитан­ные и самостоятельно мыслящие. С Ларисой я знаком с ран­него детства. Теперь эта миловидная и умненькая девушка вызывает особый интерес. К тому времени закончилось мое одностороннее увлечение советской литературой, я открыл для себя Гоголя, Лермонтова, Толстого, Тургенева, Некрасова, До­стоевского, Гарина-Михайловского, Мельникова-Печерского, с увлечением прочитал почти всего Горького и многих других русских классиков. Для бесконечных разговоров с Валей и Ларисой у нас всегда находились новые и новые темы. Обе они увлекались искусством, и вскоре под их влиянием в наших разговорах замелькали имена Бетховена, Чайковского, Бородина, Шаляпина, Сурикова, Левитана, Станиславского, Лемешева, Тарасовой и т.д. На переменах мы стремились не­пременно встретиться и поговорить, обменяться новостями. А позже стали все вместе гулять вечерами.

И вот однажды в наши идиллические отношения грубо вторглось ЧП общешкольного масштаба. На перемене сильно возбужденный Николай Козлов рассказал мне, что он только что поднес кулак к носу инструктора политотдела и пообещал переломать ему руки и ноги, если он хоть раз еще появится в школе. Оказалось, что сей политический деятель попытался в учительской выразить свои чувства к хорошенькой пионерво­жатой, проще говоря — поцеловать ее, с чем Мария не со­гласилась. Об этом происшествии стало известно от вездесу­щих пятиклассников. Я понял, что рыцарский поступок на­шего друга не будет вполне понят начальством: все-таки уг­роза действием работнику политотдела! И действительно, слух покатился за пределы школы, обрастая фантастическими де­талями. И неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы среди руководства не нашлось трезвой головы, не разрешившей применять административных мер, но повелевшей обсудить происшедшее на «выездном» заседании комитета комсомола в 9 Б классе, где учился Козлов. Дело в том, что переполох вы­звало не только «объяснение» Козлова с инструктором, но и подозрительное отношение члена педколлектива с учеником (не ревность ли тут виною?). А в этой связи под подозрение попала вся наша компания: что это за вечерние (ночные?) прогулки? О чем они разговаривают так подолгу? Почему пе­дагог Матвеева позволяет себе такое?

Обсуждение прошло очень бурно. Мне и сегодня думается, что никакое закрытое разбирательство, тем более администра­тивные меры, не дали бы такого положительного результата, как это обсуждение. Как всегда, мнения разделились: кое-кто требовал наказания Николая, осуждения нашего поведения, но общий тон, хотя и критический, в целом был доброжела­тельный, изобиловал советами нам не увлекаться, быть посе­рьезнее и т.п. Гораздо позднее понял мудрость нашего руко­водства, в том числе и директора: таким ходом морально уст­ранялся «кавалер» из политотдела (он так и не появился в школе), а ученикам была предоставлена возможность крити­чески оценить себя и защищаться самим от вздорных подо­зрений. Мы интуитивно поняли представившуюся нам воз­можность и смело, убедительно провели свою защиту. Мы не без иронии рассказали о содержании некоторых наших разго­воров (уж если вас это интересует!) и в тактичной, даже изящной форме отстояли право на дружбу, на свободу обще­ния, если хотите, — право на любовь. Ведь влюбленности среди нас были, их не могло не быть, хотя и очень хрупкие. Кстати сказать, ни одна из этих юношеских влюбленностей не переросла в большую взаимную любовь. И в этом еще одно, теперь уже ненужное, доказательство чистоты, прозрач­ности наших тогдашних отношений и намерений. Мы чувст­вовали себя победителями.

Как я уже писал, я относился к своей общественной ра­боте в школе серьезно, видя в ученической самодеятельности незаменимое средство развития интересов и способностей ребят. Одно время был председателем учкома. Я постоянно выдвигал какие-нибудь идеи, находил организационные формы их реализации, подбирал исполнителей. В школе ра­ботали физический, химический, литературный, фотографи­ческий и другие кружки. Но предметом моих особых инте­ресов был школьный театр. Под руководством преподаватель­ницы литературы Е.Е.Георгобиани мы поставили спектакли: «Луна слева» Билль-Белоцерковского, «Платон Кречет» Кор­нейчука, «Пограничники» — боевик со шпионами, «Робин Гуд» — историческая драма, «Юбилей» Чехова и отрывки из «Цыган» Пушкина. «Пограничники» и «Робин Гуд» с успехом прошли на клубной сцене у железнодорожников. Игра на сцене помогла многим из нас избавиться от застенчивости, свойственной этому возрасту. Я сам, только сыграв характер­ную роль шерифа Нотингемского, где мне пришлось орать, визжать и хохотать, почувствовал себя более раскованным. Кроме того, игра в спектаклях вводила ребят в мир чувств и мыслей взрослой жизни, помогала осваивать окружающий нас мир.