Уроки минувшего - страница 13

Много усилий потребовалось, чтобы уговорить Сережку Королева восстановить школьный струнный оркестр. Зато когда на сцене появился с десяток талантов с инструментами в руках и начинали звучать русские народные мелодии, — в зале гремели благодарные аплодисменты.

А весной 40 года мы осуществили давнишнюю мечту — провели военную игру. Для этого потребовались две грузовые машины, чтобы забросить «десант» и для «госпиталя». Нужны были и другие материальные средства. Пришлось мне побы­вать у самого начальника политотдела железной дороги и вы­маливать его «добро» на все эти дела. Поворчав немного, он согласился и дал соответствующие указания, и мы все полу­чили. Игра прошла в основном нормально, в ней участвовало до ста мальчишек и девчонок.

Только представитель Осоавиахима сказал раздраженно, что мы все погибли бы в таких боях, ибо кто же ходит в атаку в лоб на пулеметы? А кто остался в живых, он их соб­ственноручно расстрелял бы за преступное ведение боя. Я по­пытался возразить ему, что это же игра, что это же дети... Но он молча сел в машину и уехал.

Не преувеличиваю ли я? Школа для нас была не только местом учебных занятий, но и клубом, где мы отдыхали, пели и танцевали, знакомились, дружили, влюблялись. Она была и политическим центром, где мы получали политическую ин­формацию, где проводились собрания, проявлялись наши за­просы к общественно-политической жизни. Я приходил в школу задолго до начала занятий и уходил поздно вечером. Мы то заседали, сговариваясь о чем-то, то выпускали стенга­зету, то репетировали очередную пьесу, то проходил шахмат­ный турнир. Здесь же мы собирались, чтобы пойти на какой- то субботник, которых тогда было много. Я не говорю здесь о спорте, этим обычно занимались наши военруки, физруки.

Но чем больше я вникал в общешкольные дела, чем боль­ше расширялся кругозор, тем чаще у нас возникали вопросы, связанные с преподаванием вообще, с преподаванием истории и литературы в особенности. Не то чтобы у нас были плохие учителя по этим дисциплинам, но все же хотелось чего-то большего. К такому ходу мыслей подталкивало и чтение не­учебной литературы. Ко мне в руки попала книжка князя и анархиста Петра Кропоткина «Записки революционера», в ко­торой он между прочим рассказал об интересном опыте пре­подавания в Пажеском корпусе. Автор записок настойчиво подчеркивал мысль о необходимости обобщающих суждений преподавателей, суждений, которые бы объединяли конкрет­ные знания. Это относится и к гуманитарным, и к естествен­ным знаниям: ученикам следует говорить о философии естествознания, внушать им общие идеи о природе. Указывал он и на большое значение для развития самостоятельного мыш­ления учащихся писания сочинений. Именно философичнос­ти, как мне казалось, не хватало нашим преподавателям. Я уж не говорю о том, что даже по литературе в девятом классе было всего два сочинения, а по другим предметам их вообще не было. Директор школы иногда приглашал нашу компанию к себе в кабинет «поговорить по душам». Воспользовавшись подходящим случаем, мы высказались по поводу сочинений. Он тут же согласился с нами, а нам пришлось за полтора ме­сяца до экзаменов писать два дополнительных сочинения.

Проблема же состояла в том, что все преподавание и тогда, да и сейчас, ориентируется на односторонний критерий — на­бить голову ученика как можно большим количеством зна­ний, поскольку знания есть основа хорошего поведения и ус­ловие успеха в жизни. А между тем мой собственный опыт уже в то время говорил, что одни лишь знания сами по себе, без направляющей установки, убеждения не гарантируют ни хорошего поведения, ни жизненного успеха. Много раз мне приходилось наблюдать, как отличники уклоняются от обще­ственного долга, равнодушны к бедственному положению то­варища, высокомерны и грубы по отношению к людям вооб­ще. И как раз воспитательные задачи, думалось мне, школа, педагогический коллектив решают не очень умело.

Размышляя тогда над этими вопросами, записывая кое-что даже в дневник, я не подозревал, что прикоснулся к ахилле­совой пяте народного образования, вступаю в давнюю поле­мику двух позиций, одна из которых считает, что обучение и есть воспитание, другая же настаивает на необходимости осу­ществления системы воспитательных мер. Однако в чем же причина «нехорошего» поведения людей? Конечно же в эго­изме, отвечал я себе, выдвижении на первый план своей ко­рысти, пренебрежении интересами и достоинством других людей. Но ведь существует же разумный эгоизм, согласно ко­торому поступать выгодно для себя — делать добро другим. Значит, доброта и альтруизм должны быть руководящими принципами поведения человека. Я стал вновь перечитывать «Что делать?» Чернышевского. Принцип разумного эгоизма представлялся мне решением всех трудностей. Но позже на­хожу тут элементы чистейшей схоластики. И, наконец, решаю: надо составить для себя правила нравственного пове­дения. Обдумываю их и записываю в дневник.