Уроки минувшего - страница 22

Дед Никифор был человек старорежимный. В первый же день, как пришли немцы, он сказал нам: вы кончайте «това­рищами» обзываться, кончились товарищи. Мы посмеялись: что же нам, господами называться? А когда у соседей немцы зарезали телку, я заметил, что это пока индивидуальный гра­беж, а скоро начнется организованный. Дед, не задумываясь особенно, отреагировал: «Ну, организованно-то грабила Со­ветская власть!» А на другой день немцы приказали согнать на колхозный баз всех хуторских коров, отобрали половину и отправили на скотобойню. Дед был страшно расстроен. Мне, конечно, пришлось рассказать деду, кто я по должности, скрыв цель пребывания в оккупации. Это он посоветовал мне надежно укрыть мои документы, где они хорошо сохранились.

Мои наблюдения показали, что немецкие власти явно не собирались идти на сотрудничество с местным казачьим насе­лением. Некоторые старые казаки рассчитывали: вот придут немцы, распустят колхозы, и заживем мы привольной едино­личной жизнью. Однако немцы не спешили распускать кол­хозы и не шли на сближение с казаками. В соседнем хуторе старики пытались встретить немцев хлебом-солью, но офицер отшвырнул подношение и обозвал их русскими свиньями. Иг­рало свою роль тяжкое положение немецких войск в Сталин­граде.

На колхозной плантации осталось много невыкопанной картошки. Завхоз колхоза дед Леон передал по беспроволоч­ной связи колхозникам: копайте, все равно пропадет. И вот мы идем с плантации, нагруженные сумками. На улице нас останавливает странный немец: несмотря на жару, одет тепло и в каске, небритый и довольно старый, в руках котелок, идет с полевой кухни. Расспрашивает, кто мы, куда ходили, что несем. Русский знает еще с плена в той войне. Разговаривая с ребятами, немец внимательно посматривает в мою сторону и вдруг говорит, показывая на меня пальцем: «Ту партизан». Мои ребята дружно протестуют. Но немец продолжает всмат­риваться в меня и уверенно повторяет: «Ту партизан», грозит мне пальцем и медленно уходит. Мне это решительно не нра­вится. Что-то меня выдает, что-то во мне вызывает подозре­ние. Как все хуторские ребята, я хожу босиком, давно не стрижен. Но на мне красная майка, спортивная одежда, ко­торую в деревне тогда не носили. А другой у меня не было, кстати, как и обуви. И еще, быть может, обращает на себя внимание мой внимательный наблюдающий взгляд. Не знаю, что еще, но надо принять меры, чтобы не бросаться в глаза. Тем более, что мне предстояло вернуться в Котельниково.

Я не раз задумывался о том, какой дорогой идти: вдоль железной дороги, как мы с Иваном шли сюда и где теперь непрерывным потоком идет немецкий автотранспорт; или проселками меж хуторами. Проселочных дорог я не знал, рас­спросы могли вызвать подозрения у полицаев. Если же я шагаю по людной дороге — значит, ничего не боюсь. Но я не учел всего. Немцы действительно не обращали на меня внимания, но вот румыны... Сперва меня заставили встать на подножку грузовой машины, идущей на станцию Челеково. Общительный водитель из русских пленных переводил вопро­сы сидевшего с ним в кабине унтер-офицера: куда и откуда я двигаюсь. Я сообщил заготовленную легенду: окончил в этом году десятый класс, работал в колхозе у родственников в Антонове, возвращаюсь домой в Котельниково. Унтер-офи­цер настойчиво предлагал водителю что-то, на что водитель уверял его: да брось, не солдат он, это же видно. И когда мы подъехали к тоннелю под железнодорожным мостом у Челе­ково, водитель тормознул и приказал мне: давай, топай. Я сказал «спасибо» и двинулся дальше.

Следующие двадцать километров я шагал без приключе­ний. Продолжал считать немецкие машины, идущие мимо меня, перевалил за четыре сотни, сбился и бросил это заня­тие. Солнце палило нещадно, давно хотелось пить, а я не взял с собой ни фляжки, ни бутылки с водой. Впереди стан­ция Гремячая, до Котельниково еще километров двадцать, часов пять ходу. Вижу за полотном железной дороги человека, набирающего воду в колодце. Подойти, напиться, на станцию не заходить, приходит в голову осторожная мысль. А может, не надо, говорит во мне еще более осторожный человек. А ноги уже заворачивают в сторону колодца. Перехожу пути, но все еще не могу рассмотреть, кто же у колодца, с моим-то зрением немудрено. Ближе, еще ближе. Румынский солдат до­стает ведро и смотрит в мою сторону, явно поджидая. Ни в коем случае не останавливаться. Подхожу и говорю: добрый день, пан. Румын отвечает вполне доброжелательно: добрый день, пан! Спрашиваю, можно ли напиться? Напиться? Можно, можно, прошу, пан! Отходит от ведра, и я прямо через край с хорошим запасом наливаюсь водой, холодной и вкусной... Благодарю и прощаюсь, но солдат спокойно гово­рит: но, пан, ком, там машина. Да не нужна мне машина! Но румын настойчиво берет меня за руку и тащит с собой. Де­лать нечего, иду с ним к станции.