Уроки минувшего - страница 9

На второй год жизни в Котельниково со мной произошло два примечательных события, которые во многом определили мое развитие в школьные годы: я поступил учиться в желез­нодорожную школу № 5 и встретился с Книгой. Еще до пере­езда в Крылов нас, школяров, в связи с каким-то праздником привели в железнодорожную школу и стали угощать чем-то особенно вкусным. Но меня поразило не угощение, а сама школа. Из вестибюля широкая двухмаршевая лестница вела на второй этаж, представлявший собой огромный зал. Он был заставлен квадратными столами, покрытыми белыми скатертя­ми, на них закуски и ситро. Широкие высоченные арочные окна пропускали много света, и, в то же время, мощные кроны деревьев заслоняли их от жгучих лучей солнца. В зале было прохладно и торжественно чинно. Просто не верилось, что в такой красоте могут учиться обыкновенные мальчишки и девчонки. На фронтоне здания сияла гордая вывеска «Об­разцовая школа». Директор школы выступал иногда на город­ских митингах.

И вот с 5-го класса я учусь здесь. Это стало возможным благодаря тому, что отец, вернувшись из бегов, стал работать в швейной мастерской, организованной железнодорожниками. В классе действовала дружная пионерская организация: мы то готовились к выступлениям на школьной сцене, то «шефство­вали» над путейной стрелкой, т.е. регулярно надраивали ее ке­росином, чем причиняли немало беспокойства взрослым пу­тейцам, посещали коллективно кино, ходили в степь за цве­тами и т.д. Я неплохо учился, но много разговаривал на уро­ках, за что мне поставили в четверти по поведению «уд» (тройку). И тем не менее в конце учебного года на общеш­кольном собрании меня награждают. Слушаю директора и не верю своим ушам: Смирнова Георгия — за успехи в учебе — книгой Николая Островского «Как закалялась сталь». Эту книгу я ищу уже год, но ни в библиотеках, ни в магазине ее нет. И вот держу ее в руках.

Вообще-то и до этого, с переездом в Котельниково, я читал много, пользуясь школьной и городской детской биб­лиотекой. Начало моему книжному увлечению положило про­чтение «Таинственного острова» Жюля Верна: старая растре­панная книга без начала заставила меня провести над ней без отрыва несколько дней и вечеров. И после этого началось! Читал я много и довольно беспорядочно. Читал об освоении Арктики и песчаных пустынь, про Колхиду и Кара-Богаз-Гол, строительство Магнитки и Турксиба, о первых колхозах и совхозах, партизанах Сибири и пограничниках, подпольщиках, организаторах гигантских строек, учителях, сельских комсо­мольцах, детском самоуправлении в школе и т.д. И тем не менее «Как закалялась сталь» произвела на меня оглушитель­ное впечатление.

Я читал и перечитывал книгу без конца, брал ее с собой, куда бы ни заносила меня жизнь. Сама книга и Павел Кор­чагин стали для меня друзьями и наставниками. В чем же секрет ее великого обаяния? Наверно, я увидел повествование о жизни и поведении людей, очень близких и понятных мне, людей, захотевших практически перестроить жизнь к лучшему. Как все люди, Корчагин ошибается и терпит поражения. Но везде, где бы он ни оказался, выступает за справедливость, проявляя и умение и крепкий характер. Юного читателя не могло не тронуть то, что на фоне всех этих трудностей, ожес­точенной борьбы у героя очень рано и сильно проявляются два замечательных светлых устремления — интерес к книге и любовь к девушке. Но если с любовью приходится расстаться, то увлечение книгой, стремление к знаниям плюс огромная сила воли, мужественный характер позволили ему преодолеть собственную немощь, осмыслить пройденный путь и написать книгу, которая в то время покорила сердца миллионов.

Сказалось еще одно влияние Островского — я стал серьез­нее. Если до него я воспринимал строительство социализма как успешное в целом дело, хотя и видел много трудностей, то Островский давал четкое представление о том, что не толь­ко мелкобуржуазная среда в деревне, но и мещанство, спеку­лянты, торгаши в городе будут долго затруднять строительство социализма. Более того, бюрократизм в партии и комсомоле тоже отравляют жизнь. Глухо говорилось что-то о борьбе с оппозицией, понять, о чем речь, было невозможно, кроме одного — что это опасно.