Уроки семейной мудрости от монаха, который продал свой «феррари» - страница 11

Жена Джулиана оставила его. Она заявила: «Ты так одержим работой, что до тебя не достучаться. Такое впечатление, что ты и скорбеть по дочке не захотел. Я делала все возможное, чтобы вытащить тебя из эмоционального тупика, в который ты себя загнал. Но ты упираешься. И у меня ничего не получается. Ты только знай твердишь, чтобы я от тебя отстала!» Более того, Джулиан всем своим поведением давал понять: в помощи он не нуждается. Ни в чьей. Кто бы ни предлагал ему поддержку, он отвечал примерно одинаково: «Оставьте меня в покое. Занимайтесь своими делами и не лезьте ко мне в душу с вашей жалостью, она мне не нужна».

Джулиан начал выпивать, перестал следить за собой и жил словно на износ. Он мало спал, утратил аппетит, а внешне так запустил себя, что отпугнул даже тех немногих близких, кого еще не оттолкнула его грубость. Свободного времени у него почти не было, но если оно и выдавалось, Джулиан проводил его с анорексично-тощими моделями и оравой лихих биржевых брокеров, которых называл «мои терминаторы». Я в те времена с Джулианом почти не виделась – он отклонял все мои звонки, но знала о его поведении и опасалась, что его подстерегает беда. Большая беда.

Однажды я случайно увидела брата на улице: он мчался по деловому центру города с двумя портфелями, битком набитыми документами, с него градом катился пот. Я едва не расплакалась, когда увидела, во что превратился былой ухоженный, моложавый, подтянутый красавец. Его было не узнать. Одутловатое лицо, ранние морщины, потухшие глаза, сутулая спина, нездоровая полнота. А ведь раньше он так тщательно поддерживал форму! Но главное – ичезла его сияющая улыбка. У Джулиана, моего любимого брата, моего кумира, теперь было лицо человека, заточенного в свой персональный ад.

Спустя несколько месяцев мне позвонил один из деловых партнеров Джулиана. Он сообщил, что у Джулиана случился обширный инфаркт прямо в зале суда во время напряженного выступления на судебном процессе. «Скорая» отвезла его в больницу, он жив, но, по словам звонившего коллеги, наотрез отказывается принимать посетителей и не хочет видеть ни друзей, ни близких, как и раньше. «Особенно членов семьи», – удрученно подчеркнул коллега Джулиана.

– Неужели он меня даже на минутку не пустит? – взмолилась я.

– Кэтрин, я бы с радостью сказал, что пустит, но он велел персоналу больницы никого не пускать и держать дверь в палату на замке. А главному врачу пригрозил, что подаст в суд, если кто-нибудь дозвонится до него по телефону, который ему специально установили в палате как важной персоне.

«Как это похоже на Джулиана, – подумала я. – Остается юристом даже на больничной койке!»

– Кэтрин, я хотел сообщить вам кое-что еще, – приглушенно добавил коллега Джулиана. – Сам не поверил, когда узнал, но Джулиан твердо намерен бросить работу. Вы представляете? Он уже написал заявление, отказывается от своей доли в фирме и увольняется.

– Вы шутите? – я не поверила своим ушам. – Да ведь юриспруденция для него как воздух! Он хотел стать адвокатом, еще когда даже в школу не ходил.

– Я просто сообщаю все с его слов, – отозвался коллега. – У меня самого в голове не укладывается. Но я подумал, вы должны быть в курсе.

Джулиан сдержал слово и, едва выписавшись из больницы, бросил работу. Но этим дело не кончилось: он продал практически все свое имущество – дом, самолет, виллу «Нирвана» на уединенном острове. Он продал даже свой заветный алый «феррари» – символ своего успеха и достигнутых высот.

Через некоторое время я узнала от одного из приятелей Джулиана, что брат уехал в духовное паломничество куда-то в Индию – «вроде как за смыслом жизни», по словам друга. Адреса Джулиан не оставил, телефона тоже, как с ним связаться, было неизвестно, и когда именно его ждать обратно, он тоже не сообщил.

– Как думаете, когда он вернется? – спросила я у приятеля брата.

– Думаю, ни вы, ни я больше не увидим великого Джулиана Мэнтла, – подавленно ответил собеседник.

Шли годы, от Джулиана не было ни слуху ни духу: он не звонил, даже ни единой открытки не прислал. Казалось, он решил забыть о существовании родной сестры, да и о своей прежней жизни – той, что была до гибели дочери.