Ущелье Батырлар-Джол - страница 2
Глаза Карцева весело смотрели на свое отражение в зеркале, когда он, размягченный воспоминаниями, сидел в парикмахерской и терпеливо выносил скрежет бритвы по подбородку, заросшему колючей щетиной за пятидневное пребывание в вагоне.
Встреча в больнице получилась неожиданной для обоих. Карцев пошел по коридору третьего этажа за стремительно удалявшейся от него широкоплечей фигурой в больничном халате, чтобы спросить о своем друге. Коротко остриженная голова и торчащие уши больного не вызывали у него никаких ассоциаций. Но как только, достигнув конца коридора, фигура так же стремительно повернулась, Карцев радостно вскрикнул:
— Павел!
Лицо Березова осталось тем же: бросались в глаза резкие складки на щеках, отчетливо очерченные губы, характерный, неправильной формы нос. Не хватало только гривы волос, придававшей когда-то Павлу облик прирученного львенка.
— Ах ты, злодей! — сказал он мягким смешливым голосом, протягивая Борису обе руки. — А я уж отчаялся тебя увидеть… У меня предвидится такое дело!..
В его голосе зазвучал знакомый Карцеву возбужденный тон. Видно было, что приход Карцева прервал эти мысли на самом волнующем месте.
— Постой, постой, — остановил его Карцев. — Это ты о своем предложении?
Павел утвердительно кивнул головой.
— Да ты хоть сначала расскажи, как ты сюда попал.
— Все, все расскажу, — отозвался Павел, обнимая Карцева за талию. Идем в палату Там мы будем одни… А дело такое, что… — Он оглянулся по сторонам, вызвав у Бориса невольную усмешку. — Словом, обо всем узнаешь… Пошли!
В палате стояли четыре пустые койки. Светлые шторы были спущены и чуть-чуть трепетали от слабого движения воздуха. Павел сел на койку, подвинув Борису табурет.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Карцев.
Павел махнул рукой:
— Все в порядке. Завтра выписываюсь. Ты пришел как раз вовремя…
— А что с тобой было?
— Сейчас все расскажу.
Это становилось интересным, хотя и немного обидным: очевидно, дело это поглощало Павла настолько, что он даже забыл спросить своего товарища о его делах. Впрочем, так бывало и раньше.
— Ты знаешь наши каучуконосы? — спросил Павел, раскрывая табак, лежащий на тумбочке в коробке, и скручивая торопливо папиросу.
— Каучуконосы? — удивился Карцев неожиданному вопросу.
— Ну да, каучуконосы, — с некоторым нетерпением в голосе повторил Павел.
— Имею кое-какое представление, — сказал Карцев с легким замешательством. — Правда, я не ботаник.
— Словом, кок-сагыз видел?
— Приходилось.
— И дикий и культурный?
— Да.
На лице Павла засветилось лукавое выражение. По-видимому, он готовился чем-то поразить приятеля. Торопливо сделав две-три затяжки, он бросил окурок прямо под кровать, оглянулся на Бориса с тем же выражением торжествующего лукавства и наклонился к дверцам тумбочки.
— Прошу вас полюбопытствовать, — сказал он, выпрямляясь и протягивая Борису какой-то предмет, завернутый в газетную бумагу.
Карцев с прежним недоумением развернул сверток В его руках оказался длинный, в руку толщиной, высохший, покрытый морщинами корень, сильно разветвленный на конце.
— Ну? — спросил он, не скрывая своего недоумения.
Павел с досадой выхватил корень у него из рук.
— Эх вы, зоологи! Смотри! Он надломил один из корешков, потянул — в разломе показались тонкие прозрачные нити.
— Каучук, — догадался Карцев.
Павел кивнул головой.
— А что за растение? — спросил Карцев. — Кок-сагыз?
Павел посмотрел на него с негодованием.
— Ну, друг, — сказал он, покачав головой и снова торопливо завертывая корень в бумагу, — я вижу, что тебя удивлять нечем.
— Да ты скажи толком, в чем дело? — обиделся Карцев.
Павел, не отвечая, опять наклонился к дверцам тумбочки и убрал сверток.
— Знаешь ли ты, чудак, — сказал он, поднимаясь в возбуждении с койки, какой вес имеет корень кок-сагыза?
— Двести граммов! — ответил Борис наобум.
Павел опять посмотрел на него с уничтожающим выражением.
— В природе ни один человек не находил корня тяжелее десяти граммов! сказал он с досадой. — В культуре, на хороших почвах встречаются экземпляры и в пятьдесят-сто граммов. Они получились, конечно, уже в результате селекции. Описывали отдельные корни и в двести пятьдесят и даже триста граммов, мне такие не встречались. А этот знаешь сколько весит?