Ушедшие в небытие - страница 11

стр.

Сегодня мы вместе с Кушем отмечали какую-то годовщину, пили водку, ели вкусную (в пределах Зоны) пищу. Смеялись по разным поводам, делились о наболевшем. И к концу нашей с ним пьянки, он сказал, что хватит мне ходить с таким прозвищем по Зоне и дал мне новое имя, красивое, продуманное, как мне показалось. В общем, зовут меня теперь Живой. Мы распрощались. Куш сказал, что у него еще в баре кое-какие дела. А я снова отправился бродить, пьяный и в хорошем расположении духа.

Часть вторая. Живой.

— А кто это с тобой постоянно сидит? И чего это ты ему еду постоянно покупаешь? — спросил Бармен у подходящего к нему расплатиться Куша.

Сталкер как будто вышел из оцепенения. Мутным и рассеянным взглядом посмотрел на торговца:

— А ты его тоже видел?

— Перебрал что ли, сталкер, я его постоянно вижу, все время появляется только когда ты здесь, — Бармен почесал подбородок, — не мое, конечно, дело, но другие его будто не замечают вовсе.

— Так и есть… Хорошо, расскажу я тебе кое-что, — начал Куш и взгляд его стал задумчивым и остановившимся на одной точке, — Встретил я его в лагере новичков, тогда он всех достал, просил, чтоб проводили его до бара твоего. Но никому не хотелось морочиться с ним, все равно, мол, не жилец. Да и денег ноль. В общем, ставки даже пошли на то, что не проживет он следующий выброс. А он вот, вот, должен был быть. Я-то давно хожу, знаю, кто сможет выжить, а кто нет. Ну, тоже поставил на то, что умрет паренек. Ему еще кличку дурную присвоили — Мертвый, с такой сам знаешь, никуда. Прошел выброс, на ПДА сообщение, умер сталкер. Умудрился во время выброса, еще и в аномалию попасть. Деньги я тогда даже не взял выигранные. Глупо как-то.

А потом вот встретил месяцев через пять, у входа в бар. Думал, помру от разрыва сердца. Я его сразу вспомнил. Внешность у него запоминающаяся, нос картошкой, сивый как одуванчик и глаза светло-голубые. А потом хочешь — верь, хочешь — не верь, понимаю я, что не знает он о том, что умер, мало ли чудес в Зоне. Как зомби, но не видит его никто и память он не потерял. Призрак.

Сегодня год как случилось с ним такая беда, ну может чуть больше, неважно. И сказать ему не могу и помочь нечем. Ходит он неупокоенный, и только я его вижу. Ну и ты почему-то. Такие вот дела. А сегодня я ему праздник устроил.

И кличку новую дал, Живой он теперь, потому как живее всех живых. И ты, Бармен, без меня его увидишь, дай ему еды, я за него отдам потом. Короче, странно это, сидя с покойником поминать его. Тяжело от этого очень.

— Хорошее ты дело делаешь, сталкер, — грустно сказал Бармен, наливая себе стопку водки, — хорошая дата, год, за Живого, пусть освободится душа его от мира этого и пусть будет счастлив он и здесь, если уж свобода ему не дана. А кормить я его сам буду, ты только ему подскажи. Видно за грехи наши мы с тобой его видим. Мало нас, ветеранов-то осталось. А времени прошедшего за спиной, ой как много. Как и ошибок наших, за них и расплачиваемся. Давай Куш за Живого, — бармен налил сталкеру и посмотрел ему в глаза.

— За всех живых! — ответил ветеран, и скупая мужская слеза вырвалась и скатилась по щеке, падая в поднятый стакан водки.

Где-то будто бы могилы стонут.
Распятия и серые кресты
В полночной темноте потонут.
И в этой тишине проснешься ты…
Начнешь кричать и озираться.
На дьявола вину валить,
Но вспомнив, прекратишь ругаться…
Ты умер, оборвалась нить…

Черная роза

Евгений Гущин

Тихий, спокойный рассвет. Заря. Солнце медленно, никуда не торопясь поднимается после сна. Оно освещает своими холодными утренними лучами заброшенный, грязный пейзаж. Чужеродными и словно инопланетными кажутся эти бетонные трубы, плотно вдавленные за два десятилетия в землю, кирпичи, остовы автомобиля, блоки, балки и рассыпающие стальные пруты. Небольшой домик, такой же чужеродный и заброшенный. А вокруг благородный сосновый лес, самый что ни есть естественный и свой.

На самом краю, около леса раскинулось большое кукурузное поле. Дикая мешанина растений, сросшиеся переплетения стеблей, шипов и листьев. Конопля, осока, пшено по пояс. Как зёрна этих растений попали сюда — неясно. Как приспособились к жизни друг с другом — тоже. В центре полянка диких подсолнухов, вымахавших на радиации и кислотных дождях в три раза больше обычных размеров. Не иначе, как на этом — эти растения не знали никакой другой пищи. И то, что они выжили — невероятная заслуга природы.