Ускользающий мираж - страница 45
Джон привлек ее к себе и крепко обнял, его влажные волосы касались ее лица. Некоторое время они оцепенело лежали без движения, его руки медленно скользили по ее спине, касаясь нежных изгибов ее бедер, а глаза как всегда внимательно изучали ее лицо, подмечая в нем все оттенки чувств.
Кенда лежала, закрыв глаза и прислушиваясь к тому, как он дышит.
— Я люблю тебя! — повторил Джон.
Она взглянула на него и улыбнулась.
— А я вообще без ума от тебя, — она обвила руками его шею и приблизила его губы к своим. — Я обожаю тебя… — повторила она шепотом…
Только после полудня Джон и Кенда, держась за руки, вышли на палубу.
— Пришло время купания! — смеясь сказал он и потянулся за ведерком. — Это освежит нас перед обедом.
Она с наслаждением чувствовала, как холодная вода струится по разгоряченной коже, когда он раз за разом окатывал ее тело.
— Это просто блаженство… — со вздохом сказала Кенда, следя за тем, как потоки воды сбегают по ее телу на палубу. Через несколько минут он отдал ведерко ей. Она окатила его — и вдруг рассмеялась.
— Что же ты нашла такого смешного, позволь узнать?
— Твой зад… Он такой белый по сравнению с остальным телом!
Джон покраснел.
— Ну, это, думаю, потому, что в отличие от тебя я не бегал голым под солнцем семь лет.
Наполнив ведро, она медленно лила воду ему на голову и опять завороженно смотрела, как струи скатываются с него на палубу.
— А почему бы нам не походить голыми несколько дней? — вдруг предложила Кенда с коварной улыбкой. — Тогда и зад станет в тон всему твоему телу… разве это будет не замечательно?
Джон на какой-то момент задумался и ответил несколько растерянно:
— Да, давай, пожалуй, так и сделаем… Только не знаю, будет ли мне удобно бегать целый день голым… Сомневаюсь, что у меня отсутствует чувство стыда, как у тебя, нудистка.
Кенда принялась натирать кремом его спину. День уже подходил к концу. Глядя на золотистые отблески заката, она задумчиво сказала:
— Какой же это был прекрасный день!
— Да, — со страстной убежденностью ответил Джон. — Самый прекрасный в моей жизни.
Гордая улыбка мелькнула на ее лице.
— Ты и в самом деле так считаешь, Джон? Самый прекрасный?
Он повернулся и обнял ее.
— Да! Именно так. Этот день зарядил меня энергией на весь остаток жизни.
Она отбросила волосы с его лба.
— Я уж почти и не помню, какой была моя жизнь до тебя, и не могу представить будущее без тебя. Ты — моя жизнь, Джон. Ты — весь мой мир.
Вечером они накрыли стол на палубе и прекрасно поужинали. Были рыба, хлеб из теста, замешанного на морской воде, печеная картошка и фруктовый салат. Они разрезали пирог, который прошлой ночью испек Джон. Океан словно замер, а абсолютная тишина, окружавшая их, навевала умиротворение.
Джон смахнул крошки пирога с губ.
— Я сверил наш курс, сегодня мы прошли всего тридцать миль. При такой скорости мой зад быстро сравняется по колеру со всем телом, — усмехнулся он и положил кусочек пирога прямо в рот Кенде. — Но если от солнца пострадает мое мужское достоинство, я сделаю то, что и подобает делать любому порядочному мужу, — обвиню в этом тебя и подам в суд.
— Ничего, не обгоришь, — успокоила его Кенда.
Джон рассмеялся.
— А ты знаешь, моя дорогая, что из тебя вышел бы азартный игрок в покер? Ты уверенно рассуждаешь о вещах, в которых я гораздо более осведомлен и в которых сама ты совершенно ничего не смыслишь. Разве ты не заметила, что наше строение кое-чем отличается от вашего?
— Заметила! — съехидничала она в ответ, — у тебя, например, маленькие груди.
Кенда никогда в жизни не чувствовала себя в большей безопасности, чем той ночью, лежа в объятиях Джона. Она потеснее прижалась к нему, слыша, как бьется его сердце, и заснула с этим божественным чувством полной защищенности.
Когда она проснулась утром, Джон сидел на полу рядом с кроватью и смотрел на нее. Заметив, что она открыла глаза, он улыбнулся.
Кенда протянула ему руку.
Он сжал ее ладонь, поднялся с пола, лег рядом с ней, привлекая ее все ближе и ближе к себе.
Она с неистовым желанием ответила на его прикосновение, страстно отвечая на его поцелуи, лаская его тело, пока наконец не оказалась на спине и он не распростерся на ней. Все было тихо и прекрасно, и в самой высшей точке страсти он прошептал ей в ухо: