Утерянная Книга В. - страница 2
Одним из таких мужей был Александр Кент, сенатор от штата Род-Айленд. Он закатывал не меньше пяти вечеринок каждый месяц, выставляя на всеобщее обозрение свой дом, жену и безупречный выбор шотландского виски. На пятую вечеринку в том месяце, надолго ставшую последней, сенатор, кроме коллег и инвесторов, с которыми водил дружбу, пригласил и особо важного гостя. Гость этот владел капиталом неясного происхождения, но в Род-Айленде был известен как наследник семейной империи предприятий по производству чемоданов. Сенатор пригласил его побеседовать на щекотливую тему: прошел слух (и только лишь слух, как он надеялся), что на следующих выборах Чемоданник намерен поддержать его оппонента.
А потому для той вечеринки сенатор заказал живую музыку, распорядился включить в меню гребешки и моллюски, приготовленные в раковинках, и добавил одну пикантную деталь – вторую вечеринку наверху, только для женщин. Из его объяснений супруге следовало, что это в духе старых традиций и в то же время свежо, консервативно – и в то же время ново, комфортно – и в то же время увлекательно. И позволит сенатору спокойно побеседовать с Чемоданником. Впрочем, кое о чем он жене не рассказал: во времена, когда Кент носил фамилию своего отца, О’Керни из графства Оффали за океаном, будущий сенатор был знаком с женой Чемоданника.
Его жена Ви, урожденная Вивиан Барр, дочь покойного сенатора Барра от штата Массачусетс, внучка губернатора Фитча из Коннектикута и правнучка не самой громогласной, но деятельной суфражистки (все родственники, хоть и почили, внесли свой вклад в оплату расходов на вечеринку), запротестовала – такое разделение не в духе Поправки о правах женщин, которую Род-Айленд ратифицировал год назад, а сенатор Кент поддерживает, согласно его же избирательной программе.
Разумное замечание. Сенатор выдвинул контраргумент в виде массажа ступней супруги – неслыханная редкость, – и Ви сдалась.
И вот в погожий денек второго ноября тысяча девятьсот семьдесят третьего года сенатор Кент, закончив дела государственной важности, вернулся в дом, кишащий официантами и уборщиками, барменами и флористами, а в глубине, на кухне (в старинных жилищах для знати Джорджтауна кухня располагалась в темной задней части дома), обнаружил жену на четвереньках, вытирающую что-то старым пляжным полотенцем.
То самое полотенце со спиральным красно-бело-синим рисунком, линялое и потрепанное, но еще по-праздничному яркое, сопровождало их со времен студенческого общежития, где они познакомились. Его не выбрасывали из сентиментальности и до сих пор использовали для всяких грязных дел. Любимое полотенце сенатора. Он наступает на него, коснувшись носком ботинка руки жены.
– Извините, – говорит официантам, скачущим вокруг, будто блохи, и они испаряются.
Сенатор закрывает створчатую дверь на крючок:
– Ну, здравствуй.
Жена медленно поднимает на него взгляд из-под растрепанной челки, вырез блузки распахнут так, что видны очертания бюстгальтера.
И хотя все это – бюстгальтер, полотенце, ее затуманенный взгляд исподлобья – кажется Алексу хитростью, конечная цель которой – соблазнить его, на самом деле Ви едва движется от усталости, навалившейся за день подготовки, дел по списку, указаний и расчистки второго этажа под дамскую вечеринку, которую она и устраивать-то не хотела. Волосы лезут в лицо, потому что Ви не успела принять душ, а распахнутая блузка – вовсе не блузка, как показалось Алексу, а старая растянутая футболка с концерта «Jefferson Airplane», на который Ви ходила с подружками сто лет назад, задолго до того, как у них с мужем все стало серьезно.
– Вставай, – говорит он.
– Мне чуть-чуть осталось.
– Тогда я к тебе.
Она улыбается, догадавшись:
– О нет.
– О да.
– Уже почти пять.
– Я знаю.
– Но гости…
– …еще не на пороге.
Он опускается рядом и начинает расстегивать ей джинсы:
– Алекс…
– Ви…
– Алекс. – Она переворачивается и отодвигается. – Не надо. Я вчера таблетку забыла.
Он ползет за ней на коленях, смеясь:
– Какую таблетку?
– Ш-ш-ш. – Ви показывает глазами на дверь.
Он ухмыляется и повторяет громким шепотом:
– Какую таблетку?