Утешение для изгнанника - страница 16

— Но если он не захочет оставаться, а эмир его не отпустит? — резко спросила Юдифь.

— Он примирился с этой возможностью, — сказал Исаак. — Так ведь? — обратился он к мальчику.

— Да, господин, — ответил Юсуф. — Я не могу сказать, что произойдет, потому что не знаю. Но, думаю, раз моя семья попросила Его Величество отправить меня обратно, мне нужно ехать.

— И я так думаю, — сказал Исаак. — Он будет страдать всю жизнь, если не рискнет совершить это путешествие.

— Страдать? — переспросила Ракель. — От чего?

— От неверности тем, кому всем обязан. Я знаю, какое страдание это может причинить.

— Папа, что ты имеешь в виду? — спросила Ракель.

— Ничего касающегося этой семьи, — ответил врач.

— Исаак, а что будешь делать ты? — неожиданно спросила Юдифь. — Как будешь обходиться без Юсуфа? Ракель вышла замуж и не живет с нами…

— Мама, я живу недалеко, и как только новый дом будет готов, что произойдет очень скоро, буду находиться по другую сторону этой стены, — сказала она. — С калиткой между нами.

— Все равно, раз ты замужем, дело другое, — сказала ее мать. — И хотя я буду делать все возможное, Вениамин отнимает много времени, и…

— Юдифь, — перебил ее муж, — не расстраивайся.

Она не обратила внимания на его слова.

— Остаются только Наоми, Лия и Ибрагим. Еще Хасинта, но она нужна нам и еще учится. Правда, есть Иона. С Хасинтой подручный на кухне нам не нужен, а Иона смышленый парнишка… — Она умолкла и задумалась. — Может, он и не сумеет находить травы так, как Юсуф. Но может находиться в твоем распоряжении.

— Мама, я буду приходить каждый день и помогать папе, — твердо заявила Ракель. — Даниель всегда понимал это, так ведь, Даниель?

— Конечно, — ответил он. — Я всегда знал, что отец будет нуждаться в тебе.

— Ракель, Даниель теперь твой муж, — сказал ее отец, — и твой первый долг перед ним. Кроме того, у тебя появятся дети, которые будут в тебе нуждаться, поэтому не давай необдуманных обещаний. Пока что я принимаю твое предложение, но, думаю, вскоре мы сможем организовать дела вполне удовлетворительно.

Все трое сидевших там уставились на врача.

— Каким образом? — спросила наконец Ракель.

— Нам нужно приготовиться к приезду моего нового ученика и помощника, Амоса, сына Низима из Монпелье.

— Папа, новый помощник! — воскликнула Ракель. — Когда ты принял это решение?

— Как только его преосвященство предупредил меня, что относительно Юсуфа наводятся справки, — спокойно ответил ее отец. — Я понял, что пришло время сделать то, что, как я всегда знал, придется сделать. В конце концов, Ракель, ты достигла брачного возраста два-три года назад, Натану и Мириам нужно еще как следует выучить буквы и цифры, чтобы изучать травы и основы лечения. Вскоре они смогут начать, но потребуется некоторое время, чтобы стать полезными. Я знал, что положение Юсуфа у нас ненадежное и что мне, видимо, понадобится ученик. Не думал, что это произойдет так скоро, но вот произошло. Если Юсуф вернется, тем лучше. Если по какой-то причине не сможет, будем обходиться без него.

— Я вернусь, — сказал Юсуф.

— Не спеши с этим решением, — сказал Исаак. — У тебя есть семья, которая хочет увидеть тебя вновь, семья, давно оплакавшая твою смерть. Подожди, пока не поговоришь с ними, прежде, чем решать, как хочешь поступить. Кроме того, тебе потребуется убедить царственного эмира. Мы будем очень рады тебе, если захочешь и сможешь вернуться. Здесь ты всегда будешь принят.

— Когда он уезжает? — спросила Юдифь.

— Через три дня, на рассвете. Поедет в Барселону, там сядет на судно.

— Один?

— Нет. Его будут хорошо охранять.

Суббота, 9 мая

В тот майский день с ясного неба ярко светило солнце, и к обеденному времени на улицах и в домах стало жарко, как летом. Город с удовольствием погрузился в послеполуденный отдых и не шевелился, пока солнце не стало клониться к западу.

Сибилла Лавор, сидя в своей комнате, обдумывала свое положение. Она жила в этом городе уже два месяца и ничего не добилась. Познакомилась со многими приятными людьми; освоилась с местным говором, понимала всех, даже мальчишек, и почти все понимали ее. Почувствовала себя членом семьи, хотя обещание облегчать страхи своей родственницы все еще тревожило ее совесть. В этом смысле она почти ничего не достигла.