Утопический роман XVI-XVII веков - страница 12

– Давай сойдём! – неожиданно усказал он, – Ты не против познакомиться с моей приятельницей?

За завтраком он уже изрядно хлебнул, и, должно быть, намереваясь провести весь день в моём обществе, решил действовать по своему плану, даже силком. Мысль о том, что на воскресенье я могу иметь свои собственные планы, скорее всего, не приходила ему в голову.

Я последовал за ним и тоже перелез через низкую белую стену, отделявшую железнодорожные пути и, сопровождаемый пронзительным взором доктора Эклберга, метров сто сопровождал его в обратном направлении. Вокруг не было даже намёка на какое-то жильё, только три чрезвычайно скучных здания выстроились на краю пустыря – гротескный мираж Мэйн-Стрит, который возник невесть где в пустыне, никуда не ведёт и вокруг которого нет ничего живого. В одном здании когда-то был торговый комплекс, но так давно, что память об этом стёрлась даже из памяти покорителей Запада, и теперь он стоял совершенно пустым, во втором располагался круглосуточно работавший ресторанчик, в третьем был гараж с вывеской «Джордж Вилсон. Автомобили. Покупка, Продажа, Ремонт». Вот сюда-то и вели наши пути. Я последовал вслед за Томом. Убогость и нищету того, что было внутри, трудно описать. Старенький «Форд» был, похоже единственной почти наполовину целой вещью. Он притулился в самом углу, и глядя на него, мне пришла мысль, что эта свалка является просто маскировкой роскошных аппратаментов на верхних этажах, но мои предположения прервал видимо хозяин, явившийся в замасленном комбинезоне, вытирая ветошью руки, он выкатился из тёмного закутка, служившего конторой – бледный тип довольно приятной наружности. Видя нас, он расцвёл плохо скрываемой надеждой.

– Ну, что ж, привет, Вилсон! Здорово, дружище! – весело похлопывая того по плечу, крикнул Том, – Как делишки?

– Не на что жаловаться! – как-то не слишком уверенно отвечал Уилсон, – Жду- не дождусь, когда продадите мне ту тачку!

– Не спеши, Вил! На той неделе мой шофёр приведёт её в порядок! Вот тогда…

– Не слишком ли он спешит? Шучу! Он что-то не слишком спешит! Тебе не кажется?

– Не кажется! – железным голосом отрезал Том, – Если ждун отказал и не работает, что ж, я могу продать её кому-то другому!

– Нет-нет, что вы, сэр, я совсем не это имел в виде, я имел в виду… просто…

Пока конец фразы гас в космическом пространстве, Том лениво оглядывал невиданный по красоте интерьер.

Затем я услышал шаги на лестнице, и на мгновение толстенькая женская фигура загородила свет, тёкший из офисной двери. Женщина была, так сказать, средних лет, точнее ей было лет за тридцать, склонна к полноте, но несла свои цветущие телеса с таким чувственным достоинством, с каким управляются опытные полные женщины.

Её лицо, венчавшее синее в горошек крепдешиновое платье, не имело ни одной красивой, ни одной правильной черты, что компенсировалось шедшим от неё физически ощутимым, мощным потоком жизни, таким сильным, что, казалось, каждая её клеточка дышала весельем живой природы и цветения. Она неторопливо улыбнулась вошедшим, и пройдя мимо мужа, сразу двинулась к Тому, взяла его за руку, здороваясь и заглядывая ему в глаза. Облизнув губы и, как говорят, не повернув головы качан и чувств никаких не изведав, сказала муженьку, даже не глядя в его сторону:

– Стулья нельзя было принести? Людям даже присесть негде!

– О, разумеется, разумеется! – Вилсон суетливо метнулся к своему закутку и сразу слился с цементной окраской стен. Его костюм, который, вероятно не чистили со времён Адама, был так мощно припорошен известковым налётом, точно так же, как его причёска, что, замри он, выделить его на фоне стен было абсолютно невозможно. Как ни странно, на женщине, на мгновение замеревшей подле Тома, такого налёта было вовсе не заметно.

– Я хочу тебя видеть! – властно обратился Том, – Едем следующим поездом!

– Олл райт!

– Встреча внизу на перроне, у газетного киоска!

Она кивнула как раз в то мгновение, как в дверях показался Вилсон с двумя обшарпанными стульями.

Мы ждали её на дороге, чуть в стороне, вдали от чужих глаз.

Это было за несколько дней до Четвёртого Июля и коричневый от Солнца, тщедушный мальчишка-итальянец раскладывал сигнальные петарды вдоль железнодорожного полотна.