Утренние поезда - страница 18
— Дай папиросу, — попросила она.
Они закурили.
— А еще я хотела бы… венчаться, — вздохнула Инна.
— В церкви? — усмехнулся Павел.
— Ну да! Что для вас бумажки из загса? Тьфу — и растереть! А свадьба в церкви… Свечи горят. Все торжественно… На всю жизнь… И красиво!
Инна говорит тихо, глаза ее блестят, но в голосе какая-то грусть. Вдруг, взглянув на Павла, она усмехнулась.
— Да что я тебе все это говорю? Если бы ты и впрямь жениться хотел, сам бы знал, что делать.
Павел смотрит на нее отсутствующим взглядом. Машинально потушил папиросу, бросил на пол, придавил носком.
— А ну подними! Подними, слышишь! — рассердилась Инна.
Павел поднял папиросу, бросил в окно.
— Женюсь! — повторил Павел. — Лишь бы согласилась! На все пойду! Такую свадьбу отгрохаем, ей и не снилось!
Инна потушила папиросу.
— Ничего, — сказала она, не глядя на Павла. — Я тоже не такая уж дура… Славка еще женится на мне. Надо будет — до парткома дойду, даром что беспартийная…
Павел прошел через арку, остановился, смотрит на балкон восьмого этажа. На балкон вышли Сева и Толик, они о чем-то разговаривают, смеются. За занавеской мелькают какие-то тени.
Павел закурил, глядя на ребят. И вдруг насторожился: на занавеске мелькнула легкая тень, и на балкон выскочила девушка, чем-то похожая на Асю. Она что-то сказала ребятам и снова скрылась за занавеской.
Павел отбросил папиросу и решительно направился к подъезду.
Павел вышел из лифта и остановился у приоткрытой двери. Из-за двери слышатся приглушенные звуки магнитофона, смех. Павел прислушивается к голосам. В приоткрытую дверь он видит книжные полки, Генку, лежащего на диване с журналом в руках.
— Выдающийся вождь итальянской революции девятнадцатого века, — слышит он голос Генки. — Десять букв, третья — «р», последняя — «и».
— Гарибальди, — подсказывает женский голос, похожий на Асин.
Павел толкнул дверь ногой движением тихим и в то же время независимым. Остановился в дверях комнаты, огляделся.
Из кухни вышла Катя. Она с удивлением взглянула на Павла.
— Здравствуй! — сказала Катя растерянно.
Павел кивнул.
— Позови Асю.
Теперь Павла заметили и остальные.
— Аси нет, — сказала Катя.
— Ладно, зови! — повторил он и, сообразив наконец, что Аси вроде бы и в самом деле здесь нет, добавил, уже неуверенно: — Сказала, у вас будет.
— Мастер на все руки, девять букв, — читает Генка. — Вторая буква — «н»… А, Павел? Мастер на все руки. Кому знать, если не тебе?
— Дешевая ты личность, — говорит Павел и, хлопнув дверью, выходит на площадку.
Вслед за ним вышел Толик.
— Слушай… Ты ее любишь? Асю? — спросил Толик.
Павел напрягся, лицо его чуть дрогнуло, но, стараясь не выдать своих чувств, снова усмехнулся.
— Любишь, не любишь… А может, и нет ее вовсе, этой самой любви? А?
— Ты женишься на ней? — не обращая внимания на его тон, спросил Толя.
— Тебе-то какое дело?
— Если свадьба — подарок надо готовить.
— Спасибо, обойдусь.
— Не тебе. Асе. Мы ее любим, Павел.
— Все любите или кто-нибудь один? — насмешливо спросил Павел.
— Все, — сказал твердо Толя. — Все мы ее любим.
— От сердца отлегло, — наигранно засмеялся Павел. — Если все — не страшно. Я думал, кто-нибудь один…
Толик покачал головой.
— Эх, Павел… Смотри, как бы она тебя не раскусила.
Павел сжал кулаки.
— Ладно! Чего ей надо, я сам знаю получше вас! Морочите ей голову идеями всякими… Три копейки цена! Девку для вашего Севки заманиваете! Вот и все ваши идеи!
Павел резко повернулся и шагнул к дверям лифта. И в этот момент двери лифта распахнулись и Павел увидел Асю.
Какое-то мгновение они смотрят друг на друга. Ася вся сжалась, глаза ее стали как будто еще больше. Павел шагнул в кабину лифта и нажал кнопку. Лифт стал опускаться. Оба молчат, только смотрят друг на друга. Ася увидела, как теплеют глаза Павла, взгляд его становится мягким и умоляющим. Ася опустила голову, снова подняла, взглянула на Павла. В глазах ее появилось выражение молчаливой покорности.
В магазин для новобрачных входят Павел и Ася. Павел возбужден, непривычно суетлив. Он крепко держит Асю за локоть, испытующе поглядывает на нее. Ася изменилась за эти дни. Эта перемена ощутима в ее походке, лишенной прежней легкости, в выражении ее лица — теперь серьезного и чуть отрешенного, в ее отсутствующем взгляде…