Утренние прогулки - страница 9

— Хорошо, синильная. А сколько тебе нужно?

Я подумал и сказал:

— Литр.

А старичок сразу засмеялся.

— Милый мальчик, — сказал старичок, — синильная кислота сама по себе в природе не присутствует, она сразу разлагается. И слава богу, потому что от литра ее могло бы умереть шесть тысяч человек. Теперь ты понял, что за страшную кислоту ты у нас спрашиваешь? Я знаю, ты ведь не хочешь, чтобы внезапно умерли шесть тысяч человек?

— Не хочу.

— Так зачем же ты пришел? Тебе нужно что-нибудь вылечить, или тебя кто-то послал?

— Вылечить, — сказал я.

Я больше ничего не говорил, потому что боялся заплакать, а только протянул старичку руку.

— Нормальная, хорошо развитая кисть, — сказал старичок, — даже помытая.

— Вот, — показал я на прыщик около большого пальца.

Старичок взял лупу и внимательно стал разглядывать.

— С этим мы сейчас справимся, — сказал он. — С этим мы справимся без кислот.

Он взял из белого шкафа бутылочку и капнул мне какую-то жидкость оттуда на руку.

— Я думаю, теперь все у тебя пройдет. Можешь зайти дня через три снова. Только не стремись больше приобрести вещь, о которой совсем ничего не знаешь.

Он вывел меня из своего кабинета во двор.

Через несколько дней я мылся в ванне, смотрю на руку — а она чистая и все в порядке.

Шустрова не пришла в школу. И утром у нас никто не проверял руки.

— Давай ты проверяй, — сказал Бабенков.

Но меня ведь никто не выбирал санитаром.

— Оля Шустрова улетела на Север и больше к нам не вернется. Нам нужен новый санитар, — сказала Анна Григорьевна на перемене. — Я вам советую выбрать Колю Кольцова.

Откуда только знал обо всем Бабенков? Никто в классе не догадывался, а он уже наперед мне говорил.

И Шустрова — тоже. Улетела, даже не попрощалась. Как будто не ее был класс.

Она улетела, а мы здесь учимся. И все происходит без нее так же, как и при ней, только я теперь санитар. А все остальное одинаково — будто она и не училась у нас, будто и на свете никогда не жила.

Анна Григорьевна дала мне тетрадь учета, и теперь в нее надо ставить плюсы и минусы всем ученикам по списку ежедневно.

— И сегодня тоже надо проверить, — сказала Анна Григорьевна, — проверишь на следующей перемене.

В следующую перемену все разошлись по своим группам — у нас был английский.

А я ходил по коридору из группы в группу и проверял чистоту рук.

Теперь мне некоторые говорили:

— А хочешь, ноги покажу.

И когда так сказали в десятый раз, я понял, почему Шустрова злилась. Я и сам уже разозлился, потому что надоедает подряд слушать одну и ту же глупую шутку.

Руки были у всех чистые. Я ставил в тетрадь одни плюсы.

Вдруг Бабенков вырвал у меня тетрадь и стал с нею бегать по коридору.

Я побежал за ним.

Он от меня отпрыгивал и махал перед носом тетрадью.

Потом ему надоела такая игра; он подбросил тетрадь под потолок, а сам побежал в класс.

Я прыгнул, чтобы схватить тетрадку, и наткнулся прямо на директора, на Екатерину Николаевну.

Я с директором ни разу еще не разговаривал за четыре года, только иногда видел, как строго она ругает учеников. Она строгая, но справедливая, — говорили все.

Я стоял перед ней с растрепанной тетрадкой, а она молча на меня смотрела.

— Отдышался? — спросила она меня потом.

Я не ответил.

— Что это за тетрадь?

— Санитарная.

— Так ты еще и санитар?

— Его сегодня выбрали, — сказали ребята из нашего класса.

— Хорош санитар. Тебе самому хоть «скорую помощь» вызывай да смирительный укол делай.

Я, конечно мог сказать про Бабенкова, что бегал из-за него, но молчал.

— Стыдно? — спросила директор.

— Стыдно, — тихо сказал я.

— Тогда иди умойся и отправляйся на урок. Только тетрадь не замочи.

И директор пошла дальше по коридору.

У дверей нашей школы написано:

«Школа с преподаванием некоторых предметов на английском языке».

Пока нас всему учат по-русски. Но зато со второго класса у нас три раза в неделю — язык. Класс разделили на группы — по двенадцать человек — и мы учимся в специальных кабинетах. В каждом кабинете есть пианино. Весь первый год нам почти ничего не задавали на дом, а на уроках — учительница пела вместе с нами разные английские песни.

И все надписи в школе у нас по-английски. Даже над учительской и кабинетом директора. Некоторые родители долго ходят по коридорам и не могут найти нужный кабинет, пока мы им не прочитаем надпись и не переведем.