Утренний бриз - страница 2

Она подняла револьвер и, вытянув руку, нажала на спусковой крючок. Раздался сухой выстрел. Пурга сразу же поглотила его. Как и голоса. Их больше не было слышно. Но тут раздалось грязное ругательство. Нина Георгиевна вновь выстрелила и бросилась в сторону. Послышался чей-то крик, но его заглушил беспорядочный треск винчестеров. Несколько пуль, с визгом прошивая пургу, пронеслись над головой Нины Георгиевны. Она бежала к школе. Ноги вязли в глубоком снегу. Сердце нестерпимо билось. Нина Георгиевна споткнулась и, не удержав равновесия, упала лицом в снег.

Она не успела подняться, как почти рядом с ней с топотом пронеслось несколько человек. Они кричали, ругались, стреляли на ходу.

Выждав с минуту, Нина Георгиевна поднялась и снова побежала. Бандиты сейчас в ревкоме. А оттуда они могут броситься в школу, чтобы расправиться с женой Мохова. Надо спасти Наташу, увести, скрыть от опасности. Нина Георгиевна бежала, падала, поднималась и снова падала. Снег набился ей за воротник, облепил волосы. Шапка была потеряна еще у крыльца ревкома, но она не заметила этого.

Нине Георгиевне казалось, что у нее иссякли последние силы, но тут она вспомнила Струкова, его пьяное, изуродованное злобой лицо, и страх за жену Мохова снова подхлестнул ее. Наташа Не должна попасть в руки негодяев. Она же беременная, она ждет ребенка.

Шатаясь, едва переставляя ноги, Нина Георгиевна прибрела к школе и ужаснулась. Сквозь стену снега желтоватым тусклым пятном светилось окно Наташи.

— Боже мой! — застонала Нина Георгиевна. — Она ничего не знает!

— Кто там? — отозвалась на стук в дверь Наташа.

Голос у нее был испуганный, дрожащий. Нина Георгиевна, привалившись к двери, назвала себя. Наташа впустила Нину Георгиевну, торопливо приговаривая:

— Вы, вы! Наконец-то! — Наташа заплакала. — Что произошло? Как же это так?

Она не могла говорить. Нина Георгиевна, не закрывая дверь, увела Наташу в комнату.

— Одевайся! Скорее одевайся! Потеплее. И окно, окно занавесь!

— Я никуда не пойду, — покачала головой Наташа, послушно занавешивая окно. — Я буду ждать Антона…

Нина Георгиевна, которая все еще не выпускала из рук револьвера, гневно сверкнула глазами. Голос ее зазвенел:

— Не говори глупостей! У нас мало времени. Сейчас сюда ворвутся эти… — она не договорила, но Наташа поняла ее. Лицо женщины покрылось бледностью.

— Где Антон? — спросила она, прикрывая руками живот.

— Ты знаешь! — Нина Георгиевна сорвала с вешалки кухлянку и протянула ее Наташе. — Надевай! Быстрее! — Себе Нина Георгиевна веяла старый малахай Куркутского.

— Я знаю… — кивала Наташа, которую била дрожь. — Соседка прибегала. Говорила. Убили всех… Я думала. — врет…

Нина Георгиевна больше не слушала ее. Она помогла ей одеться, и, связав в узелок самке необходимые вещи, они вышли из школы, в пургу.

— Куда мы идем?

— Что? — не расслышала Нина Георгиевна. Наташа приблизила губы к уху Нины Георгиевны и повторила свой вопрос.

— К Ульвургыну, — Нина Георгиевна приняла это решение в тот самый момент, когда сна подумала о грозящей Наташе опасности, там, в ревкоме. О себе Нина Георгиевна не думала и больше не испытывала страха. Такое состояние приходит к человеку, когда он пережил самое тяжелое, самое трудное и оказался не побежденным, не растоптанным, а, наоборот, обрел уверенность, открыл в себе новые силы, о которых и не подозревал. Она сейчас была как бы над всем, что происходило вокруг.

Женщины, поддерживая друг друга, медленно шли сквозь пургу. Каждый шаг давался с большим напряжением. Они сделали большой крюк, обошли стороной здание ревкома и, выйдя на лед лимана, направились к яранге Ульвургына.

Наташе дорога казалась бесконечной, долгой и мучительной. Она часто спотыкалась о мелкие торосы, которыми был покрыт лиман.

А пурга крутила вокруг них снег, обвивала белыми змеями ноги, толкала, била со всех сторон; лицо деревенело от холода.

— Ой! — вскрикнула Наташа и остановилась.

— Что с тобой? — схватила ее за плечи Нина Георгиевна.

— Нога… ударила, — Наташа от жгучей боли едва произносила слова. Она до крови разбила пальцы на ноге, ударившись об острую льдину. Мягкие торбаса не смягчили удар.