Утро после «Happy End» - страница 2

– Ага. Это же так подло хотеть, чтобы твои сотрудники работали, – смеялся муж.

В такие моменты я понимала, почему многие мои замужние подруги в день свадьбы смотрели на меня одновременно с сочувствием и злорадством.

– Если бы у тебя был ПМС, ты бы так не говорил, – использовала я последний аргумент.

Но мой муж не считал женские проблемы заслуживающими внимания. И прошло довольно много времени, прежде чем я это поняла. И приняла.

– Ты – шовинист! – кричала я, горя желанием грохнуть об пол тарелку.

– Может, дать тебе пластиковых? – спокойно интересовался он. – А то потом сама плакать будешь.

– Ну и пусть, – обиженно отвечала я.

– Вот в этом ты вся. Сначала наворотишь дел, не думая о последствиях, а потом рыдаешь, перебирая осколки! – довольно восклицал Костя и отбывал к телевизору смотреть свои бесконечные новости. Тут уже я принималась зевать и тихонько отползать с трубкой радиотелефона в туалет.

Кесарю – кесарево, а мне – мое. Динка меня поддерживала как могла. Она говорила, что семейное счастье крепнет с годами. Что надо принимать человека таким, какой он есть, и что это вовсе не преступление – не делиться с женой самым сокровенным, даже если она (жена) готова выслушивать его хоть каждый день.

– Ну необщительный он у тебя, ну и что?

– Ладно, – кивала я.

В конце концов, раз ночью я испытываю странный необъяснимый трепет, когда смотрю на спящего Костю, значит, во всем этом есть какой-то смысл. И, кроме того, он умный, надежный, неплохо зарабатывает и по большому счету хочет того же, о чем мечтаю я. А мечта моя носила совершенно определенный характер. Я мечтала о квартире в Москве! Цель понятная для всех, кто приехал в свое время покорять столицу в поисках лучшей жизни. Со мной это случилось десять лет назад. Я покинула родную квартирку в легендарном городке Петушки, что во Владимирской области, и прибыла на Курский вокзал.

– И что, получилась у тебя твоя лучшая жизнь? – интересовалась мама в короткие визиты нашего семейства на мою историческую родину. До нашей свадьбы с Костей я бывала дома чаще, но мой супруг, будучи эстетом, циником и пессимистом в одном флаконе, еще в электричке делал такое лицо, что выдержать родной колорит в его присутствии дольше двух дней у меня ни разу не хватало сил.

– Ну, конечно, мам. Я очень счастлива. Нам бы вот только квартирку, – вздыхала я.

Между прочим, я не кривила душой. И всякий, кто пытался укрепиться в Москве, в чуждом состраданиям городе, поймет, о чем я говорю. Квартира – это стабильность, надежность, уверенность в завтрашнем дне. А у меня внутри в качестве балласта жили воспоминания о десятке переездов, каждый из которых давался мне все тяжелее и тяжелее, о безликих некрасивых квартирах под найм, которые видели столько всего, что хранили отпечатки каждого, кто переступал их порог. Итак, моей главной и самой сложной целью (я уверена, что это даже сложнее, чем познать себя) была покупка квартиры. Однако у мамы на этот счет имелось иное мнение.

– Вам бы деток. Сыночка, – мечтала она. – А остальное приложится.

– Что ты! Куда нам сейчас, – пугалась я.

Мне хоть и должно было стукнуть в этом году тридцать лет, но биологические часы легко умолкали под грузом всех трудовых, переездных и личностных проблем.

– Ну, как знаешь, – вздыхала мама.

После этого мы традиционно шли всей толпой на кладбище почтить память покойной прабабушки, которая всю жизнь прожила неподалеку от мамы в деревне Леоново. Бабушка хоть и любила жаловаться на здоровье, дожила до девяноста трех лет и скончалась от угара. Забыла по старости и склерозу открыть заслонку, да и уснула навсегда.

– Покойся с миром, – пускала слезу мама.

У меня с Леоновом были связаны самые противоречивые воспоминания. Бабуля в интересах моего блага нещадно стегала меня прутьями и заставляла полоть огород. До сих пор меня воротит от одного вида перепаханной земли. Однако она же читала мне на ночь самые невероятные, самые сказочные сказки и поила самым вкусным молоком «с-под коровки». Была в этом своя, незабываемая прелесть. А вот Косте наша ностальгия была глубоко чужда. Из чистого воспитания он с лицом мученика сопровождал нас, но в каждом его взгляде читалось, что я потом, дома, отвечу за все его страдания.