Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне - страница 10

С развитием законодательной системы больший упор делался на смертную казнь. Обычно казнь совершалась через повешение. Яркий пример приводится в англосаксонских хрониках 1124 г., когда во время массовой казни было повешено сорок четыре осужденных в воровстве. Из применявшихся методов расправы знать больше всего ненавидела смерть через повешение как самую отвратительную, поскольку она означала приравнивание к статусу обычных преступников. Женщин-преступниц обычно сжигали на кострах. Такая участь постигла, например, некую Элис Уитли в начале XIII в. за убийство своего супруга. Детоубийц раздирали на части, привязывая к четырем лошадям. Помилование в данном случае означало замену смертной казни на телесные увечья: наиболее частой платой за жизнь становились глаза, носы, уши, руки, ступни и гениталии; во многих случаях подобное уродование являлось стандартным, обязательным приговором. Генрих I, взбешенный проделками своих чеканщиков, велел каждому отрезать тестикулы и отрубить правую руку. Подобная «снисходительность» также служила определенной цели: изувеченные калеки являлись живыми примерами сурового правосудия, направленного против злодеев и преступников. Устрашение — через смерть или увечья — важный элемент средневековых зрелищ. Публичные казни и выставление отрубленных голов преступников на всеобщее обозрение были обычным явлением; такие вещи надолго пережили эпоху Средневековья, когда многие элементы варварства постепенно ушли в прошлое.

Право на смертную казнь было основной привилегией власть имущих. Несмотря на суждение Фомы Аквинского^>[6] о том, что смертная казнь является уделом государей (ревностно стремившихся закрепить это право за собой), свои притязания на нее заявляли и другие институты власти, главным образом, лорды и города. Эшафоты представляли собой не только угрозу, но и демонстрировали абсолютное господство над жизнью. Чрезмерное увлечение смертной казнью привело к реформе и большей централизации в Англии. Так, аббат Эвешема вынес смертный приговор вору за кражу 4 пенсов. Подобные эпизоды вынудили правительство отреагировать на чересчур жестокие санкции по отношению к осужденным за мелкие кражи; согласно статуту 1278–1279 гг., к смерти человек мог быть приговорен только в случае кражи не менее 12 пенсов. Разнородность властных структур способствовала и многообразию наказаний. В одной из недавно изданных монографий, посвященной вопросу об отношении к смертной казни в Англии в период с 1200 по 1350 г., приводится широкий спектр методов, часто основанных на местных традициях территорий вдоль южного побережья страны: здесь преступников сбрасывали со скал Дувра, сжигали заживо, оставляли на одиноком утесе, чтобы несчастного потом смыло приливом.

Сколь бы ревностно общество ни отстаивало идею смертной казни за злодеяния, проявлялись и признаки негодования в отношении суда богачей. Когда 1285 году изнасилование стало караться смертной казнью, «присяжные сразу же прекратили осуждать мирян, хотя по-прежнему испытывали желание обвинять служителей святых орденов, которые могли спасти свои жизни, воспользовавшись неподсудностью духовенства». В 1292 году четырнадцатилетний воришка из Вестморленда на северо-востоке Англии был спасен от повешения двумя судьями, которые отняли от его настоящего возраста два года. Вмешательство со стороны духовенства иногда спасало преступников от палачей. Интересно, что в 1293 году двое палачей, которые помогли осужденным на смерть ворам сбежать, сами были повешены. Исследование Генри Саммерсона показывает нам, что отвращение к смертной казни росло прямо пропорционально ее распространению, поскольку она не давала ощущения сбалансированной справедливости. Автор описывает потрясающий эпизод 1258 г., когда женщина за воровство была приговорена к виселице. Она не только смогла доказать свою невиновность, но и оказалась беременной (беременных обычно казнили только после рождения ребенка). Зал суда опустел, люди отказались присутствовать при исполнении приговора. Всё-таки население желало, чтобы жестокая смерть постигла жестоких злодеев; мелкие воришки тоже заслуживали серьезного наказания, но, конечно, не в такой степени.