Ужасные времена - страница 7

Когда Безумный Дядя Джек снова повернулся лицом к Эдди, в его глазах стояли слезы.

— Теперь вся надежда на тебя, мой мальчик… Возьми мою лошадь… — И тут он потерял сознание.

Схватив Малькольма со стола, на который положил его Эдди, Еще Более Безумная Тетя Мод издала крик отчаяния и выбежала из кабинета — воспользовавшись на этот раз дверью, а не окном.

Эдди посмотрел на лежавшего без движения Безумного Дядю Джека и понял, что сегодня ему вряд ли удастся получить дополнительные сведения о своей предполагаемой поездке в Америку.

Как это ни странно, доктор Хамил был более обеспокоен состоянием здоровья Безумной Тети Мод, чем ее мужа. Хорошенько выспавшись за ночь и проглотив несколько больших голубых пилюль доктора Хампла, Безумный Дядя Джек, судя по всему, выздоровел, если не считать легкого покалывания в ягодице, ноющей боли в спине и небольшой царапины на ноге. Вечером доктор уложил БДД в постель в его доме-дереве (построенном из вяленой и опрысканной креозотом рыбы), и тот уже на следующее утро без посторонней помощи спустился по лестнице и стал лепить снежную бабу; он всегда так поступал зимой по утрам, если позволяла погода.

Между тем Еще Более Безумная Тетя Мод, находившаяся внутри своей полой коровы, чувствовала себя совершенно разбитой. Она прижимала к себе Малькольма и тормошила его, беспрестанно повторяя: «Что я наделала? Что я наделала?» Все попытки успокоить ее оказались совершенно бесполезными.

Было время, когда мама Эдди взяла себе за правило регулярно есть сырой лук; когда этот период закончился и она изменила режим питания, Еще Более Безумная Тетя Мод собрала оставшиеся луковицы и подвесила их на ниточках — по одной — к «потолку» живота Марджори на разной высоте, как конские каштаны. Ничто не доставляло ей такого удовольствия, как возможность сидеть дома в тихие темные вечера и стукать по подвешенным луковицам носом Малькольма, напевая при этом популярные мелодии; каждая луковица каким-то образом представляла для нее ту или иную ноту.

Эдди попытался сыграть на них какую-нибудь мелодию при помощи деревянной ложки, чтобы отвлечь внимание Безумной Тети Мод от Малькольма и от угрызений совести. Никакой реакции. Еще более Безумная Тетя Мод продолжала всхлипывать и шмыгать носом. Даже знаменитая комбинация пилюль доктора Хампла — большая голубая, маленькая розовая и среднего размера желтая — не возымела действия. Еще Более Безумную Тетю Мод снедало чувство вины: она не могла простить себе того, что вонзила вилку в своего любимого мужа Джека.

Сам Безумный Дядя Джек зашел ее проведать и заверил жену, что он теперь «свеж как огурчик» (его выражение), если не считать легкого покалывания в ягодице, ноющей боли в спине и небольшой царапины — теперь уже на другой ноге, но и его усилия ни к чему не привели. Его жена была вне себя от горя. БДД, устав после нескольких бесплодных попыток «рассмешить свою Несмеяну» (снова его выражение), печально заковылял по снегу обратно к своему древовидному жилищу.

Доктор Хампл положил руку на плечо мальчику.

— Я нахожусь в замешательстве, — признался он, — поскольку не знаю, как помочь твоей бедной двоюродной бабушке. К счастью для всех нас, Время — великий целитель.

Хотя Эдди слышал слова, сказанные доктором, а не видел их напечатанными на бумаге, как вы сейчас, у него не было сомнений, что доктор произнес слово «Время» с заглавной буквы — таким же манером, каким произносят с заглавной буквы слово «Природа», когда хотят дать понять, что имеют в виду Природу во всеобъемлющем смысле…

Из прошлого опыта — зачастую печального — Эдди знал, что настроение Безумной Тети Мод может измениться мгновенно, не успеешь не только глазом моргнуть, но и бровью повести. Однако он знал также и то, что перемена в ее настроении не обязательно будет к лучшему. И тут его осенило.

— Блестящие предметы! — воскликнул он.

Доктор застыл на месте, прервав процесс сворачивания стетоскопа и укладывания его в шляпу (в те времена врачи хранили свои стетоскопы в шляпах; честное слово, дорогой читатель, я не шучу), и посмотрел на Эдди.