Ужасный век. Том I [СИ] - страница 6

Цвета отряда преобладали в одежде Ангуса — нелепо дорогой для походной жизни, крикливой и изобилующей излишествами, как у большинства опытных наёмников. У его сшивных шосс одна штанина была красной, а другая оранжевой. Декоративные разрезы, покрывавшие чёрный камзол с дутыми рукавами, обнажали оранжевую же подкладку. И гульфик — абсурдно огромный, само собой!

Ангус подпоясался, собрал волосы в хвост, набросил на плечи клетчатый красно-оранжевый плащ — несмотря на жару. Плащ, в отличие от всего прочего, имел особое значение.

Солнце уже поднялось довольно высоко, лагерь бурлил. Настроение у солдат было приподнятым. Все чувствовали: бой близок, а превыше славной драки ни один наёмник ничего не ценил.

Мимо прошли женщины — «обозные жёны», тащившие вёдра с водой. В другую сторону спешили смуглые рекруты из местных, ещё не заслужившие носить цвета отряда: они волокли пороховые бочонки. Справа доносились запахи полевой кухни, слева — бодрая песня, под которую солдатам было сподручнее разгружать повозки. Куда-то торопился отрядный лекарь Кресс, окруженный мальчишками-подмастерьями. Несколько солдат в клетчатых плащах водили брусками по волнистым клинкам двуручных мечей.

Цвета отряда мог носить каждый, кто прошёл подготовку и побывал в бою. Но такой плащ нужно было по-настоящему заслужить — его имел лишь каждый пятый-шестой, и у таких людей всегда находились дела поважнее черновой работы. Ветераны.

— …да отвяжись со своим Творцом Небесным! Вона, глянь на аззинийцев — скачут вокруг костра, аки обезьяны. И сами-то чёрные сволочи, шо демоны твои. А потеряли шестерых за год! Видать, не в плясках ихних да крестиках ваших дело…

— Дык то ж демоны им и помогают!

— А к чему? Поболе твоего видал земель, и кому только люди не молятся: поди разбери, что им помогает? Вона шо… Ты залезь на стену без доспеха, с одним крестиком своим на груди! Во тады и потолкуем за Творца Небесного. Слабо?

Чернокожие аззинийцы и правда оказались превосходными солдатами — хотя, даже по меркам крайне пёстрого войска, выглядели диковато.

Разговоры не стихали повсюду, и всё вращалось вокруг предстоящего штурма.

— Не, не нравятся мне мураддинские бабы, вот уж даром не надо. Страшные, как моя жизнь. А в Муанге девки хороши! Худющие только: жратвы полно, а все худющие, об кости бьёшься. Блажь какая-то, нихера не понимаю…

— Всё одно лучше бабы на Ульмисе: как уплыли, вообще жизни не стало.

— А мне мураддинки нравятся. Смугленькие!

— Дак ты сам на них похож.

— Чо? На бабу похож?!

— Да не, я ж не про то! Смуглый ты, говорю. Расслабься…

Ангус намеревался пройтись, чтобы осмотреть город при дневном свете: многочисленные шатры скрывали Фадл из виду. Однако до края лагеря не дошёл — из-за неожиданной встречи.

Игги уже никто не чаял увидеть живым. Этот красавчик был младше Ржавого Отряда — он и родился прямо в лагере, будучи сыном одного из самых матёрых ветеранов. Игги все любили: и как плоть от плоти «ржавых», и как надёжного солдата, и за задорный нрав.

Но теперь Игги был мрачен, и неудивительно — учитывая бурую от крови повязку, закрывающую половину лица.

После штурма приграничной крепости его сначала вовсе оттащили к мертвецам. Кресс ещё вчера не сомневался: оправиться от такой раны невозможно, Игги однозначно не жилец. Уж насколько все люди Шеймуса привыкли к смерти, вечно дышащей в ухо — но от этой потери у многих кошки на душе скреблись.

Однако Игги, всю дорогу без движения лежавший в телеге, сегодня уже сосредоточенно чистил песком ствол аркебузы — пусть молча и без привычной улыбки.

— Ты чего, на штурм собрался?

Юноша зыркнул единственным оставшимся глазом и промолчал.

— Игги, засранец, я к тебе обращаюсь!

Тот беззвучно пошевелил губами — явно выругался, но после всё-таки ответил. Голос Игги был прежним, в отличие от лица: тонким и высоким, почти девичьим.

— Вы же сами видите.

Намерение Игги читалось вполне ясно, но вопрос был не о том. Юноша не носил ни офицерского звания, ни «ржавого» плаща — но позволял себе побольше, чем другие солдаты.

— Ты ещё вчера был почти мёртв. Самое время молиться какому-нибудь богу, а не лезть на стену.