Ужасы чародейства - страница 21

Тогда он тихо приподнявшись, осмотрелся и пошел около дороги, пробираясь опушкою леса.

В четверти мили от места, где лежал он спрятавшись, находилась одна небольшая корчма; в ней светился огонек. Купец постучался: ему тотчас отворили.

Страшная физиономия корчмаря и сына его, с перваго взгляда, обещала что-то дурное; их забрызганное кровию и грязью платье еще более смутило Еврея. Устрашенное его воображение точно представило ему корчмаря одним из тех разбойников, которые напали на него в лесу, но там, за темнотою, не мог он приметить лиц их. С безпокойством в душе, но с притворным спокойствием в наружности, вошел он в весьма нечистую избу и сел у стола. Вскоре вошла хозяйка, вся в слезах, и сказала мужу, что старший сын совсем умирает. «Проклятая собака!» прибавила она при сем. Еврея еще более подрало по коже; ему казалось, что умирающий точно был тот, котораго изгрызла его верная собака. Собравшись несколько с духом, он спросил себе ужинать; ему подали яишницу и стакан вина в особую какую-то большую комнату. Лишь только он сел, как вышедший хозяин запер его там ключем.

Это изумило купца и утвердило в мнении, что он попал к разбойникам. — Ему было уже не до ужина: — он тихонько встал и осмотрел комнату. В ней было одно только окно, крепко запертое ставнем снаружи: ломать его было невозможно. Он подошел к постели, приготовленной для проезжих, и увидел в потолке над самым изголовьем большую дверь, заложенную доскою весьма неплотно. Волосы на голове его стали дыбом; осторожно проходит он по горнице к стороне печи и чувствует, что крайняя доска под ногою его колеблется. Он осматривает ее со свечою, поднимает, и что же видит там?… с десяток мертвых тел, совершенно обнаженных.

— «Боже мой!» — вскричал купец, — «я погиб!… Помоги мне, Господи, спасти жизнь мою! Помоги избегнуть сего несчастия!»

Он осторожно закрыл доску: снова подошел к постели и увидел на многих местах кровь. Молитва его укрепила; он начал размышлять о способе к своему спасению. Счастливая мысль приходит ему в голову: опасаясь, не отравлена ли яишница ядом, он складывает ее со сковороды под соломенную постелю, раздевается почти до нага, вынимает один из трупов, кладет его на постель, надевает на него свою рубашку и одевает своим плащем, как бы спящаго, а сам, взяв только кошелек с деньгами, ложится на место взятаго им трупа, опускает над собою доску и кладет на себя сверху другой труп убиеннаго.

Только что успел он улечься, как слышит, что отодвинулась доска над кроватью.

— «Пора», — сказала хозяйка.

— «Да спить ли он?» — спросил хозяин.

— «Как мертвой», — отвечал третий голос, вероятно сыновний; — «наше вино его славно усыпило».

— «А вот и на всегда уснет», — сказал отец.

Гоп… и что-то тяжелое упало на постель. Можно было сейчас узнать, что это был камень или свинцовая плита, ибо при падении слышался ужасный треск.

Купец лежал как мертвой от страха и не чувствовал даже ни ужаса, ни запаху от мертвых трупов, около его лежащих.

Чрез час вошли в горницу корчмарь, жена его и сын. Все трое подошли к постели и сняли тяжелую плиту свинцу, упавшую прямо на голову положеннаго купцом трупа.

— «Чорт возьми!» — сказал отец, «да он уж окоченел! Вероятно, наша яишница вкусна ему показалась и подействовала скоро. Ну, а как хочешь, жена, только заверяю тебя, что это точно тот человек, на котораго напали мы в лесу, у котораго отняли мы лошадь и котораго собака загрызла нашего неосторожнаго Жерома. Точно это он: за то туда же ему и дорога, куда его собаке. — Жаль только Жерома! Молодец был покойной!»

Тут сняли они с постели труп, открыли доску и бросили оной в кучу.

— «Смотри же», — продолжал корчмарь, — «завтра мы рано поедем продать лошадь и возвратимся к вечеру; а ты, жена, без нас вымой кровать здесь, да прибери!»

Они обыскали все платье купца, осмотрели под изголовьем и, не найдя ничего, кроме нескольких мелких монет, ужасно проклинали, что ошиблись и потеряли Жерома за такую безделку.

Наступил день. Сквозь щели окна светили яркие лучи солнца; вскоре открыли окна. Купец тотчас выскочил из своей засады, с ужасом взглянул на ужасную свинцовую плиту, долженствовавшую раздавить его, наскоро оделся в верхнее платье и, выскоча в окно, бросился по первой представившейся ему дороге.