Ужасы чародейства - страница 7
Альфонс, выслушав Юлию, старался ее успокоить тем, что вероятно отец ея, давший уже слово и распустивши о сем слухи, не захочет изменить обещанию, а к тому же и отец Ернеста конечно не согласится, чтобы сын его взял неровную партию. Альфонс успокоил Юлию, но сам страшился сего случая, ибо знал, что богатство Ернеста может много сделать.
Юлия рано легла спать, потому что не хотела видеть соперника своего друга; — а Ернест, пользуясь сим отсутствием Юлии, в вечерней беседе стариков, сообщил им о своей страсти. Отец его, имевший другия намерения нащет супружества, никак не хотел согласиться; но когда Ернест решительно объявил, что он умрет, если не будет мужем Юлии, тогда отец его согласился на все.
Отца Юлии уговорить было легко, потому что он не знал ничего в свете лучше богатства, а присоединив еще к сему то, что дочь его будет женою не крестьянина, а Марсельскаго купецкаго сына, можно, наверно, положить, что с его стороны мало было сопротивления. Любовь в его глазах было такое чувство, которое раждалось только после свадьбы, а иначе еще, была только игра воображения.
В сей же вечер отец Юлии послал к Альфонсу сказать, что условие их о браке с его дочерью рушилось по непредвидимым обстоятельствам, и что его просят не ходить более в его дом.
Легко можно представить себе положение Альфонса: в сердце его замерли все чувства; он машинально вышел из дому отца своего в лес и там провел в слезах всю следующую ночь.
Показалась заря!
— «Вот», — сказал он сам себе в ужасной горести, — последний из моих дней! Вчера я был еще счастлив; вчера я вкушал еще сладостныя надежды и — вдруг лишился всего. Чего ждать еще? Неужели того, чтоб горесть повергла меня на долговременный и мучительный одр болезни? чтобы смерть по маленьку и с адскими мучениями исторгла жизнь мою? Нет! я должен умереть, не пережив моего нещастия; но я должен прежде видеть мою Юлию, пожелать ей счастия, получить последний поцелуй и — тогда умру покойно.
Ночь проведенная без сна и ужасная горесть лишили его снова сил: он пал на землю — и благодетельный сон сомкнул его ресницы.
Между тем отец, на следующее после объяснения утро, вошел к Юлии и сказал ей, что она должна выкинуть из головы Альфонса и приготовиться после завтра быть женою богатаго Ернеста[1], ея двоюроднаго брата.
— «Боже мой!» — вскричала Юлия, «Батюшка! неужели вы хотите разлучить меня с Альфонсом? Неужели?…» — она не могла договорить и упала в постель.
— «Ернест должен быть твоим мужем, и никто другой, — прервал отец строгим голосом. — Ты должна любить Ернеста, я тебе приказываю, а вместе с сим запрещаю отныне видеться и говорить с Альфонсом; — ему еще вчера я объявил это».
Отец вышел, дочь осталась без чувств.
Сей и следующий дни прошли весьма печально для несчастных любовников. — Юлия не выходила из своей горницы и не осушала глаз. Альфонс бродил оба дня около жилища своей любезной. Ужасная скорбь снедала его сердце; он хотел видеть Юлию или своего соперника, но не мог видеть ни того, ни другаго.
Настала ночь. Альфонс вошел на двор отца Юлии. Спущенная с цепи собака стерегла богатыя житницы и конюшню. Она узнала добраго Альфонса, не залаяла, но начала ласкаться.
— «Доброе животное!» — сказал Альфонс, — «о как много ты превосходишь добротою сердца твоего человеков; тот, кто единожды приобретет твою привязанность, тому нечего уже страшишься потерять ее».
Собака поласкалась и побежала на задний двор. Альфонс с трепетом подошел под окошко Юлии. Прислушивается; слышит тяжелые вздохи и всхлипывания своей любезной; сердце его сжимается.
Юлия еще раз хочет видеть небо, которое обещало ей радости и которое теперь есть безмолвный свидетель ея горести. Она отворяет окно и видит своего друга.
— «Боже мой!» вскричала Юлия, — «это ты… Завтра наступит день, который долженствовал соединить нас навеки и соделать счастливыми… Но завтра… нас хотят разлучить… Есть лучший свет, там мы соединимся… Милый Альфонс, прости, поди домой. Если тебя увидят… Боюсь… Прости… Скоро увидишь ты, как я люблю тебя!»
Альфонс не мог выговорить ни слова; все чувства его замерли.