Узники смерти - страница 5

стр.

"Эти ребята не привыкли получать отказ и, судя по тому, как они меня торопят — дело серьезное. А впрочем почему бы и не согласиться, что я теряю? Все равно не отстанут. Раз уж назвалась в свое время груздем — полезай в кузов. Интересно, что за новые темы они хотят всучить? Меня от старых-то тошнит".

Неожиданно для себя Елена Николаевна вспомнила, как несколько лет назад, завербованная КГБ, впервые пришла в лабораторию профессора Озерова. Она была готова к предстоящей работе чисто теоретически, но на практике все оказалось намного ужаснее.

Она вспомнила разговор, когда они остались вдвоем в лаборатории и Озеров, видя подавленное состояние новой сотрудницы, стал объяснять ей всю необходимость их работы. Он был добрым человеком и все понимал, боясь за Елену Николаевну чисто по-отечески, оберегая ее от возможных необдуманных поступков и глупостей.

— Я, конечно, понимаю твои переживания, — сказал профессор. — Но поверь — это скоро пройдет. То, что мы здесь делаем, необходимо нашей стране. Пока все спокойно, всегда найдутся моралисты, кричащие во все горло о правах человека. Но случись страшное, понадобятся наши знания, и если мы не сможем их дать — люди спросят именно с нас, потративших на исследования народные деньги. Им будет наплевать на мораль, следуя которой мы не убивали единиц, чтобы потом погибли миллионы. И те же самые моралисты с пеной у рта будут опять в первых рядах возмущенной толпы.

Бортник не могла согласиться с доводами профессора, считая их демагогией. Гитлер тоже оправдывал свои деяния великими целями уничтожая евреев, цыган и других "второсортных" во имя спасения "великой расы", но это ни в коей мере не оправдывало его поступков.

— К нам присылают потенциальных мертвецов, осужденных за страшные преступления к смертной казни, — продолжал Озеров, — так что для них все едино: что пуля в затылок, что нож профессора.

Елена Николаевна покачала головой: "Интересно, к какой казни приговорят нас за наши преступления, якобы во имя людей и науки? Не думаю, что бактериологическая ампула или мучительная смерть от лучевой болезни лучше пули".

— Не волнуйся, — произнес профессор, как бы читая мысли женщины. — Во-первых им не дают долго мучиться, а во-вторых, их муки ничто по сравнению с теми преступлениями, какие они совершили на свободе.

— Человек есть человек, — возразила Елена Николаевна. — И суд над ним может вершить лишь Господь Бог.

— На небе — может быть, но мы на грешной земле, и судят здесь люди.

Хотя профессор и приводил множество доводов в защиту исследований, но сам эти доводы принимал только умом. Сердце же восставало против варварства и жестокости, так как по натуре своей Озеров был против любого насилия, и если прибегал к нему, то лишь в исключительных случаях, когда ничего другого просто не оставалось. В душе он был полностью на стороне Бортник, но что он мог сделать? Озеров молчал, как молчали многие в этой стране, прекрасно понимая, что их голоса никто не услышит, кроме, пожалуй, всемогущего КГБ.

— Успокойся, дочка, — улыбнулся профессор. — Ты мне все твердишь, что опыты над людьми запрещены и бесчеловечны, но у нас везде в той или иной степени они проводятся. Мы замечаем лишь единичные и лежащие на поверхности случаи, а как быть с менее заметными, когда задействованы десятки тысяч, миллионы людей? Почему их никто не замечает, не потому ли, что они массовые? Учителя испытывают свою методику обучения на миллионах детей, калеча их души и будущее. Врачи испытывают и проверяют новые препараты на больных, лишь приблизительно догадываясь о последствиях. Ученые подкидывают идейки, от которых потом вымирают целыми городами и районами. Политики ввергают огромные страны и народы в такие ужасные испытания, по сравнению с которыми наша лаборатория просто детская игрушка…

— Константин Васильевич, не надо собственные грехи прикрывать чужими. Если все люди на Земле начнут творить зло, ссылаясь на то, что кто-то делает еще хуже, все погибнем, человечество погрязнет в жестокости, лжи, насилии, в собственной крови…

— Я с тобой совершенно согласен, но ты меня неправильно поняла. Я битый час пытаюсь объяснить тебе, что мы-то и являемся спасением человечества, ибо создаем противоядие от всей той заразы, что обрушилась на людей за последние сто лет.