В.А.М.П. - страница 22
«Осталось, чтобы я пережил все акты этого театрального представления».
Несколько дней прошли как в тумане. Действительно, стоило закончиться действию лекарственных средств, как тело Германа будто вспомнило всю ту боль, что оно пережило. Мышцы ныли, суставы скрипели как несмазанные дверные петли, а кожа и вовсе словно горела изнутри. Многие внутренние органы восстанавливались крайнее неохотно: хуже всего было отбитым почкам, из-за которых Герман мочился кровью и не мог спать на спине от нестерпимой боли в районе поясницы.
Все время он проводил в кровати, отвернувшись лицом к стене, то проваливаясь в дрему, то изнывая от широкого спектра всех малоприятных ощущений. К счастью, никто его не трогал и даже не пытался заговорить. Идти к Дантисту с просьбой об уколе обезболивающего Герман не хотел из гордости. Этот угрюмый медик со своим холодным взглядом производил впечатление человека глубоко безразличного к чужим проблемам, а потому боксер и не хотел выглядеть жалким в его глазах, выпрашивая ампулу, способную подарить ему пару часов блаженства и покоя.
К удивлению Германа, Дантист сам пришел к нему на третий день. То ли кто-то из соседей по спальне заметил дурное состояние новичка и позвал его, то ли Док сам решил проверить своего пациента. Он возник возле кровати боксера бесшумным призраком в белом халате и с неизменной голубоватой шапочкой на голове.
— Почему не пришел ко мне сам? К чему это геройство и борьба с болью? — с легким раздражением в голосе поинтересовался Дантист, измеряя медицинским пистолетом основные показатели тела.
Герман лежал, вытянувшись во весь рост, и из-под полуприкрытых век наблюдал за манипуляциями доктора.
— Вся моя жизнь — это постоянная борьба с кем-то или чем-то. Я привык.
— Иногда нужно уметь попросить о помощи, Герман. Иначе так можно в вечной борьбе утратить собственное лицо.
— И чем же чревата его потеря?
— Тем, что ты станешь лишь безликой тенью самого себя, уже не способной хоть как-то повлиять на свою судьбу.
— Неужели тебе это знакомо, Дантист? — прищурившись, спросил Герман.
— Оставлю тебе возможность самому поразмышлять над этим вопросом на досуге, — с явной прохладой в голосе ответил Док, выключая экран медицинского пистолета. — А я здесь совсем для другого.
— Как скажешь… Так что там по итогу с моим состоянием?
— Ты вообще что-нибудь ел за последние три дня? — с нажимом поинтересовался медик.
Герман откровенно замялся с ответом и окинул быстрым взглядом спальню, где на тот момент было всего около трех человек. Двое сидели в отдалении на подоконнике, ведя какую-то приглушенную беседу, а одна женщина лет сорока в белой майке и потертых джинсах с интересом прислушивалась к разговору боксера и Дантиста. Она лежала на соседней кровати, подложив руки под голову и, совершенно не скрывая своей заинтересованности, ловила каждое слово Дока, параллельно читая что-то на проекции экрана своего голосмартфона.
Нахмурившись, Герман понизил голос, не желая обсуждать свои проблемы перед таким любопытным и, очевидно, совершенно бестактным зрителем:
— Я не могу ничего есть.
— Ты ни разу за эти дни не пил кровь, Герман? — вмиг посуровев, уточнил Дантист.
— Меня тошнит от одной мысли о том, как я буду ее пить, — перейдя на шепот, сказал боксер.
— Твой организм обессилен, у него заканчиваются внутренние ресурсы для восстановления, а ты отказываешься дать ему пищу, которая обеспечит тело необходимым ему источником железа?
Это прозвучало обвинительно, и Герман сжал губы.
— Я не хочу ее пить.
— Это пустые отговорки. Ты даже ни разу не пробовал кровь, и сам не понимаешь, от чего отказываешься. Сейчас тебе кажется, что пить чужую кровь противоестественно, но всего один глоток даст тебе силу, энергию и восстановит организм быстрее, чем все медикаменты из моего кабинета!..
— Дантист! — неожиданно окликнула медика женщина с соседней койки. — Давай я провожу его в буфет? Мне кажется, новичок не до конца понимает, как устроено наше питание.
— Альберт ему не рассказывал? — Док приподнял бровь.
— Не знаю, — ответила женщина и пожала плечами.
— Альберт говорил тебе, как питаются вампы в нашей ассоциации? — обратился уже к боксеру Дантист.