В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война - страница 15

Отправились с Хозяином взглянуть на окрестности. Поляна изрыта воронками. Вокруг, между чахлых кустов, на кочках, в траве — черепа, черепа, черепа…

Это — наши. Семьдесят девятый год. Тридцать семь лет они лежат здесь незахороненные. А Брежнев переиздает книгу своих военных воспоминаний.

Я поднял на краю воронки черную летучую мину: «Может, пригодится?»

— Осторожно, она в хорошем состоянии! Уронишь…

Я бережно положил ее на землю.

Место для базы выбирали так, чтобы никто случайно не набрел. Краем озера идти до толстой березы на мыске, потом — направо, и пройти напрямик, через густой еловый лес. Мертвый. Почти все деревья сухие.

Выбрали пять елей и начали прибивать жерди прямо к ним. База получалась пятиугольная, смахивала на Пентагон.

Прежде чем разжечь костер на новом месте, Хозяин несколько раз ткнул в землю шомполом.

— Это здесь не лишнее. Бывало так, что разожгут неопытные трофейщики костер без проверки грунта, а там — снаряд или граната. Земля разогреется, и ужинать будет некому.

Мои знакомые обезвредили восемь мин-летучек, просверлили дырки и положили в костер, чтобы тол выплавить — он от огня не взрывается, только горит. Но одна из мин была с дополнительным детонатором — проглядели. Рванули все восемь. Так что ты думаешь? Никого даже не ранило, хотя все сидели вокруг костра и сушили одежду. Они попали в «мертвую зону» взрыва — всех контузило и разбросало по кустам как семечки. Одежду — в клочья. А другие четверо — отправились «копать», один ткнул щупом и попал, видимо, прямо во взрыватель — всех наповал. Кому как повезет…

Спрятались хорошо. Со второго раза сам Хозяин базу не нашел! Ходим по лесу, ломаем ветки, а ее — нет нигде.

— Постой, напротив выхода к нашему месту из воды три гнилых дерева торчало!

Точно. Вышли на берег, добрались до трех деревьев и быстро нашли «Пентагон».

Хозяин в знак уважения к моей находчивости подарил два патрона. Братец повесил на сук свою кожаную куртку и сказал, что в виде сувенира желает носить на спине пулевые пробоины.

Одну организовал я, вторую — мать. Она стреляла не хуже сыновей.

Казалось, что даже солнце над этим лесом светило бледно. Я перебросил брезентовый ремень карабина через шею, одну руку положил на ствол, вторую — на приклад. Удобно. Почему серые сюда за грибами не ходят? Спросить бы сейчас у кого-нибудь из них: «Какой калибр? Кстати, ты тут художника с бородой не видел?»

Тут советской власти нет. Она — там, возле шоссе, начинается. Здесь — «независимая лесная территория». Полная экстерриториальность, существующая по причине того, что власть о ней просто не знает. Если узнает — карабин не поможет.

Но у нашей экстерриториальности был и другой недоброжелатель.

После моего отъезда домой оставшиеся обнаружили, что неподалеку от базы живет самый обыкновенный медведь. Днем он близко подходить боялся — чуял запах металла и пороха. Зато ночью, когда жители лагеря ложились спать, лохматый злодей начинал ломать кусты вокруг. Ребята хватались за винтовки, но медведь — тоже не дурак, попугает и уйдет: «Спокойной ночи, малыши!» Новую базу решили назвать «Медвежьей».

Разговорились с Хозяином о военной символике. Он рассказывал, что приходилось находить полуистлевшие немецкие знамена. И вдруг спросил:

— А какой он, русский флаг? Не советский, а русский?

— Бело-сине-красный.

— Может, сшить да и повесить над лагерем?

Мне пора. С карабином расставаться жалко. Ничего, я уже подыскал трехлинейку — один металл, все деревянные части давно сгнили. Спилил березу и начал мастерить ложу и приклад-рукоятку пистолетного образца, с вырезами для пальцев. Евгеньич обещал доделать мой кошенной обрез».

Хозяин проводил до поворота, дальше найду дорогу сам.

— Значит, бело-сине-красный?

На шоссе я поймал попутную машину.

В чем нас можно обвинить?

Терроризм — бред. Даже не планировали. В кого стрелять — в гебистов? Так они все одинаковые — от Андропова и до последнего стукача. И соревноваться с ними в терроре бесполезно, у них опыта больше. Да и патронов, кстати. Может, сразу — в Брежнева? Я вчера его выступление по телевидению видел, но совсем не уверен, что он жив.