В чеховском Мелихове - страница 9

Предметом ее постоянных забот оставался московский Дом-музей Чехова, но все же ряд вещей и документов она передала в Мелихово.

К 100-летию со дня рождения Чехова пол--ностыо закончились восстановительные работы.

Мелиховский музей был реорганизован в Государственный литературно-мемориальный музей-заповедпик А. П. Чехова.

Вход в дом с северной стороны. Крылечко с железным навесом на кованых кронштейнах. Когда-то к этому крыльцу на лошадях подъезжали гости, около крыльца на лавочке сидели в ожидании больные и в дверях показывался хозяин дома, высокий, худой, с близоруко прищуренными веселыми карими глазами.

Впрочем, посмотрим на него глазами со-временника-очевидца, не раз приезжавшего в Мелихово профессора Бордосского университета Жюля Легра: «Он выходит ко мне навстречу своей медленной походкой в сопровождении двух церемонных смешных такс. Ему с небольшим тридцать лет; он высокого роста, стройный, с большим лбом и длинными волосами, которые он отбрасывает машинальным движением руки назад... В обращении он несколько холоден, но без принужденности; очевидно, он хочет догадаться, с кем имеет дело, и чувствует, что и его в это время тоже изучают».

Сейчас у крыльца висит афиша музея, и гостей встречают новые хозяева этого дома. В сенях на столе книга учета посетителей. Иногда экскурсанты, добиравшиеся до музея издалека, с большими трудностями, в плохую погоду, думают, что только они одни из большой любви к Чехову способны на такой подвиг. Но и летом, и зимой ежедневно около музея стоят экскурсионные автобусы, на садовых скамейках грудой навалены рюкзаки туристов.

Если составить карту городов, из которых приезжали экскурсанты в Мелихово, то это будет не только подробная карта Советского Союза с указанием таких отдаленных точек, как Южно-Сахалинск, но и карта мира: Париж, Дели, Пекин, Лондон, Брюссель, Рим, Ханой, Нью-Йорк, Варшава, Прага, София, Токио...

Ученые, колхозники, врачи, школьники, рабочие, учителя... Антон Павлович часто жаловался на обилие гостей, но он, конечно, не мог представить, что его скромный мелиховский дом будет принимать по 40 тысяч посетителей в год.

В прихожей на вешалке висит демисезонное пальто Антона Павловича, его шляпа, белый картуз, шуба и шапка Павла Егоровича, две трости. Здесь, как, пожалуй, во всех мемориальных музеях, возникают у посетителей размышления о том, насколько вещи переживают своих владельцев.

Из полутемной прихожей дверь ведет в самую большую и светлую комнату — рабочий кабинет писателя. С северной стороны во всю стену тройное окно, освещающее комнату мягким, ровным светом. У окна письменный стол, покрытый зеленым сукном. Диван и кресло обиты зеленым бархатом, стены оклеены зелеными обоями. Такие спокойные тона были необходимы Антону Павловичу из-за постоянного болезненного состояния глаз. На столе лежат «Календарь для врачей», служивший Чехову записной книжкой, «Каталог Шнейде-ровской медицинской библиотечки врачей Серпуховского уезда», странички врачебного отчета Чехова. Рядом аптечные весы и походная аптечка. Медицинские принадлежности стоят даже на подоконнике.

Вспоминается еще одна страничка жизни Чехова.

Лето 1892 г. Газеты приносили Чехову панические вести об эпидемии холеры в южных губерниях. Антон Павлович был избран членом санитарного совета Серпуховской земской управы. На заседаниях совета тоже говорили о холере. Положение с медицинским обслуживанием в уезде было очень тяжелым. Что могла, например, сделать во время эпидемии врач Солнышевской земской больницы Павловская, в участок которой входило 143 деревни?

Работали земские врачи жертвенно, беззаветно, не встречая помощи у равнодушных властей. «Легче пятьдесят лет прослужить министром, чем десять лет земским врачом», — говорил Антон Павлович.

Чехов хорошо знал жизнь земских врачей. Еще будучи студентом, он проходил практику в Чикинской земской больнице на Истре, две недели замещал врача в Звенигороде. И теперь, при надвигающемся бедствии, он не мог отказаться от предложения земства и взял на себя безвозмездное медицинское обслуживание 26 деревень, 4 фабрик и мужского монастыря «Давыдова пустынь». Теперь у Веры