В чужой стране - страница 20

Позабыв об осторожности, уже не в силах сдержать себя, Шукшин сказал вздрагивающим от волнения голосом:

— Сопротивляться, бороться надо, а не убивать себя. У нас нет оружия, но мы солдаты… Нет оружия, так есть же руки! А этими руками… — Шукшин вытянул вперед руки, сжал кисти в кулаки, — все можно сделать! Можно работать и можно уничтожать!

Товарищи молчали. Но Шукшину это молчание говорило больше огненных слов: люди поняли его.

В этот день в девятой лаве почти никто не работал. Сразу же вышел из строя транспортер. Потом начали ломаться отбойные молотки. Инструктор едва успевал наладить один, как отказывал второй. Кто-то ударил киркой по воздушному шлангу. Отбойный молоток перестал работать.

— Але, Жеф, воздуха нет. Шланг пробило!

— О, черт! — Жеф хватается за голову. — Иди на склад, получи новый.

Слышится грубая площадная брань. По забою мечется шеф-пурьон.

— Работать! Уголь, уголь… Скоты! Собаки!

В лаве усиливается грохот, отбойные молотки работают, но угля все-таки нет, на рештаке пусто. Шеф-пурьон подскакивает к одному забойщику, к другому.

— Работать! Работать!

— А я стою? Не видишь, что ли?

— Уголь, где уголь?

— Не получается, не научился еще.

— Смотри! — Шеф-пурьон выхватывает из рук пленного отбойный молоток, с бешеной силой, со злостью запускает пику в крепкую, отливающую маслянистым глянцем породу. Мгновенно вырастает куча угля.

— Понял? Так работать — уголь!..

Шеф-пурьон пробирается к другому забойщику. А первый смотрит ему вслед, показывает кулак. «Работать!.. А этого не хочешь?»

И опять отбойный молоток трещит впустую. Шуму много, а угля нет.

Наутро в лаве появились немецкие надсмотрщики. Теперь, кажется, уже ничего не сделаешь: надо работать. По конвейеру потоком идет уголь — жирный газовый уголь, в котором так нуждается германская промышленность.

Шеф-пурьон доволен. «Хорошо, русский… О, русский хорошо работать!..» Он обещает попросить администрацию, чтобы сегодня за хорошую работу пленным выдали двойную норму сигарет.

— Рано радуется, — говорит старший политрук Маринов, кивая в сторону шеф-пурьона, и бросает лопату.

— Хоть бы конвейер остановился, что ли… Тяжело! — Шукшин вытирает рукой потное лицо, в изнеможении припадает спиной к острым камням. — Кто на главном моторе работает? Яковлев?

— Он.

— Хороший парень.

Маринов, оглянувшись, отполз в сторону и скрылся в темноте. Незаметно выбравшись из забоя, он кинулся к площадке, выдолбленной в каменной стене. Там гудит мотор. Около мотора с молотком в руке сидит Яковлев.

— Паша, ребята в забое сильно устали. И тут вагонетки откатывать не поспевают…

— Ясно!

Через пятнадцать-двадцать минут конвейер останавливается. Яковлев разыскивает шеф-пурьона, торопливо говорит:

— Господин шеф-пурьон, большая поломка… мотор… Я плохо разбираюсь, но подшипники… Кажется, полетели подшипники.

Шеф-пурьон, взбешенный, покидает забой. К Шукшину придвигается Антуан Кесслер, жмет руку выше локтя:

— Гут, камерад! Гут!

Администрация шахты встревожена. К концу смены появляются Броншар и Купфершлегер. Помощник главного инженера, заметно нервничая, говорит шеф-пурьону, что он недоволен его работой.

— С этими простоями надо кончать. Шахта срывает план!

— А что я сделаю? Эти русские… Они саботируют, эти скоты…

— Отвечаете вы, шеф-пурьон!

Купфершлегер покидает забой. За ним уходят Броншар и переводчик Комаров. Броншар задерживается у бездействующего мотора. Мельком оглядев его, поворачивает лицо к Комарову.

— Видите?

— Да, работа грубая. Пустили в ход лом.

— Господин Броншар, надо убрать немецких надсмотрщиков. Скажите директору, что это может привести к осложнению. Русские ненавидят гитлеровцев. Может произойти кровавая расправа… Ломы и кирки здесь, под землей, — неплохое оружие.

Броншар снова смотрит в лицо Комарова. Этот человек не просит, а приказывает! Комаров выдерживает его взгляд, настойчиво повторяет:

— Надо убрать надсмотрщиков, они только мешают. Нам и вам.

— Хорошо, я постараюсь убедить их…

Саботаж, возникший стихийно, усиливался с каждым днем и скоро охватил всю шахту. Вместе с русскими начали действовать бельгийцы, поляки, чехи, словенцы, французы. Все чаще останавливались конвейеры, выходили из строя воздухопроводы, летели моторы, неизвестно куда исчезали отбойные молотки, металлические крепления, в которых так остро нуждалась шахта. Добыча падала с каждым днем. А диверсии проводились все смелее. Вчера с высоты 700 метров оборвалась клеть, в которой спускались в шахту немецкие надсмотрщики. Сегодня произошел большой обвал в семнадцатой лаве. Лаву не расчистить и за сутки…