В чужой стране - страница 3

Возможно, что эта небольшая группка, или хотя бы часть ее, пробилась к лесу, если бы в этот момент не повернули вражеские танки. Красноармейцы залегли на ровном поле, поросшем редкой бурой травой. Танки стремительно приближались, били из пулеметов; бойцы прижались к жесткой земле, вцепились глазами в надвигавшиеся грохочущие громадины. Нет, они не считали себя побежденными. Они думали в эти минуты только об одном — надо бить, уничтожать врага.

Передний танк уже в ста метрах. Еще минута, и он сомнет, раздавит… Кучеренко сжимает в руках гранаты. Он весь напружинился. Секунда… еще секунда… Чуть приподнявшись, Кучеренко кидает гранату, за ней вторую и припадает грудью к земле. Танк загорелся. Гранаты рвутся слева и справа. Но танки уже не остановить. Шукшин бьет из пистолета по бегущим автоматчикам, а в смятенном мозгу проносится мысль: «Только бы не взяли живым!»

Шукшин даже и на мгновение не мог допустить возможности плена. У Шукшина не дрогнула бы рука убить родного брата, если бы брат поднял перед врагом руки. Всей жизнью он воспитан так: биться с врагами Родины до последней капли крови…

Семнадцатилетним юношей, сын шахтера и сам шахтер, Шукшин вступил в отряд сибирских партизан, стал пулеметчиком. Дрался против Колчака, был бойцом кавалерийского отряда особого назначения по борьбе с контрреволюцией, потом ушел бить Врангеля, исколесил всю Украину, сражался против банд Махно, Петлюры, участвовал в подавлении антоновского мятежа на Тамбовщине…

После гражданской войны, став командиром РККА, обучал и воспитывал красноармейцев — сначала конников, Потом танкистов. До назначения командиром полка, с которым отправился на фронт, был заместителем начальника Саратовского танкового училища. Он учил красноармейцев не только боевому мастерству. Он учил их священной верности народу и жгучей, непримиримой ненависти к врагам Родины.

…Нет, живыми их враг не возьмет, они все погибнут на этом поле, но не сдадутся и не отступят перед врагом! Шукшин, втолкнув в рукоять пистолета последнюю обойму, бьет по автоматчикам. Бьет без промаха — еще в кавалерийском корпусе Котовского он был лучшим стрелком — и считает каждый выстрел: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Нет, последний патрон он не израсходует!

Только горстка танкистов еще продолжает драться — все остальные убиты, раздавлены танками. Оставшиеся в живых ближе прижимаются к командиру полка. Справа от Шукшина — Кучеренко. Он отбивается гранатами.

К Шукшину подполз сержант, лежавший слева, хрипло, срывающимся голосом крикнул:

— Бейте, бейте… — Сержант смертельно ранен. Он силится подняться, но падает, затихает.

Шукшин берет его винтовку. Патронов в ней нет. Он вскакивает:

— Вперед! Вперед!..

Винтовка падает из рук. Шукшин, схватившись за голову, медленно оседает на траву, черная пелена застилает глаза.

Последний патрон, хранившийся в «ТТ», остался неиспользованным.

Шукшин очнулся от острой, нестерпимой боли. Кто-то тяжелый, огромный навалился на него и давит, давит к земле, а в спину, в голову, в руки и ноги впиваются острые камни. Все тело горит. Он силится закричать, но не может: горло сдавила спазма. Шукшин мучительно силится понять, что с ним, где он. И вдруг его словно ударило током — он рванулся, вскрикнул.

— Лиге! Нихт рюре! Лежи! Не шевелись! — огромный волосатый кулак толкнул его в грудь, он больно ударился головой о что-то и открыл глаза. Он лежал на броне вражеского танка, двигавшегося в колонне по полевой дороге. Его цепко держал за плечо, придавливая к броне, немецкий солдат. «Куда меня везут? — проносилось в голове.—

Плен! Я в плену… — Рука скользнула под гимнастерку, за пояс — туда он заткнул пистолет, когда последний раз кинулся в атаку. Но пистолета не было. — Все, плен…»

От сильной потери крови голова кружилась, в глазах мелькали, бешено крутились красные пятна. Он опять впал в забытье.

Когда он снова пришел в сознание, солнце уже клонилось к горизонту. Танк стоял на обочине дороги. Солдат, державший Шукшина за плечо, что-то быстро говорил офицеру, сидевшему в сером «оппеле». Офицер небрежно махнул перчаткой: