В дальних странствиях - страница 25
«Ранджит Синг — основатель сикхского государства, родился в 1780 году, — пишет о нем Щербатова. — Когда ему было двадцать лет, он, добившись от афганского эмира назначения себя губернатором в Лагор, задумал основать свою личную власть на религиозном фанатизме своих соотечественников. Он организовал сикхов, или «освобожденных», под предводительством европейских офицеров в войско, которое по стойкости и религиозному пылу не имело себе равных со времен Кромвеля в Англии.
Из своей столицы Лагора Ранджит Синг распространил свои завоевания на юг до Мултана, на запад до Пешавера и на север до Кашмира. Только с востока он был стеснен Сутледжем, до которого с 1804 года простиралось владычество английского правительства. В 1809 году Ранджит Синг заключает известный трактат с англичанами, и до самой смерти, в 1839 году, он честно соблюдал его. Но после него не осталось никого, кто был бы способен управлять его царством. Лагор был раздираем несогласием соперников — генералов, министров и королев. Единственною сильною властью было войско кхалза» [19, с. 265–267].
Усобицы, охватившие государство сикхов при слабых преемниках Ранджита Сингха, обнаружившиеся со всей остротой противоречия внутри самого сикхского феодального общества и вражда между сикхами-завоевателями и покоренными народами ослабили Пенджабское государство и в конечном счете привели его к гибели. Этим воспользовались англичане, ждавшие своего часа, чтобы лишить независимости последнее крупное индийское государство. В столкновении с британской армией сикхское войско, несмотря на свою неплохую для того времени военную организацию и боеспособность, потерпело поражение. Две англо-сикхские войны оказались неудачными для сикхской стороны. Англичане заняли Лахор и оккупировали Пенджаб. «Пенджаб в 1849 году сделался британской провинцией, а махарадже Дюлип Сингу была назначена пенсия в 58 000 фунтов стерлингов, но вследствие вероломности англичан он не получил и четвертой части этой суммы», — сообщает Щербатова [19, с. 268]. С завоеванием Пенджаба закончилось британское завоевание Индии. Британская колония сложилась в тех границах, какие существовали до конца колониального владычества Англии в Южной Азии.
Из Пенджаба путешественники возвратились в Центральную Индию, побывав в Агре, городе, богатом историческими памятниками. Вообще индийская архитектура всех эпох интересовала Щербатовых. В книге Ольги Александровны мы находим яркие описания множества разнообразных памятников, религиозных и светских, подкрепленные великолепными иллюстрациями. Одна из заключительных глав дает краткий обзор архитектуры Индии. В ней автор пытается дать свою классификацию архитектурного развития страны, сочетая при этом хронологический и региональный принципы [19, с. 514–516]. Отмечая разнообразие стилей и направлений в индийской архитектуре, Щербатова пишет: «В Индии столь же мало единства в ее искусствах, как и в ее религиях и наречиях. Она состоит из стран, которые по населению и условиям представляют еще более разительные контрасты, чем различные страны Европы» [19, с. 510]. Далее она высказывает убеждение, что английские колонизаторы после окончательного покорения Индии нанесли огромный ущерб всем индийским искусствам. В то же время она осуждает тех богатых индийцев, которые возводят для себя здания, отказываясь от национального стиля и слепо копируя чуждые национальным традициям образцы: «Некоторые туземцы, имея еще возможность строить дворцы и воображая, что европейское искусство обладает тем же громадным превосходством, какое присуще их войскам, стали подражать в архитектуре уродливому стилю английских публичных зданий в Индии, думая, что они тем доказывают просвещенность своего вкуса» [19, с. 531].
Из всех описаний архитектурных памятников, какие мы находим в книге Щербатовой, самое яркое — описание Тадж Махала в Агре: «Трудно передать впечатление, производимое им не только при первом, но и при всех последующих посещениях его. От него дышит таким спокойствием, такою величавостью и возвышенностью, как ни от какого здания на свете. Он так архитектурно прост, но вместе с тем так роскошно великолепен, так симметричен, что чем больше на него смотришь, тем более находишь в нем прелести и тем более он чарует. Глядя на него, испытываешь то же ощущение, какое бывает иногда при виде некоторых эффектов природы, т. е. чувствуешь, что не в силах вполне оценить или достаточно проникнуться его красотою. Он так олицетворил чувство, которое было побудительной причиной его сооружения, а именно любовь императора Шах Джехана к умершей его жене, что производит какое-то совсем особое впечатление: он привязывает, притягивает и обвораживает, точно это живое существо, а не безжизненное здание. С ним жаль расставаться, хотелось бы иметь его постоянно перед собой. Сколько поэзии, сколько жизни, сколько любви в этом кажущемся холодном мраморе, конечно, не в состоянии понять те, кто не видел его своими глазами» {19, с. 299].