В деревне - страница 9

— Пошелъ вонъ — вотъ мой сказъ!

— Позвольте… Да нешто это возможно?.. Я судиться буду… Мировой отъ насъ въ пяти верстахъ…

— Судись сколько хочешь. Ты про встрѣчный искъ слыхалъ? Ты на меня предъявишь искъ въ рубль за поломку телѣги, а я на тебя подамъ искъ въ пятнадцать рублей за поломку мебели, коли ужъ на то пошло.

— Посмотримъ.

— Поглядимъ.

— Эхъ, господа! И это господа!

Мужикъ-возница принялся ругаться.

— Ужъ захотѣлъ ты отъ нашихъ господъ… вмѣшалась было язвительно кухарка.

— Ты еще чего? крикнулъ на нее Клянчинъ. — Молчать! Смѣешь еще становиться на сторону подлецовъ! Хорошая прислуга, нечего сказать! Нѣтъ, я потерялъ съ тобой всякое терпѣніе. Завтра тебѣ паспортъ въ руки и расчетъ, и чортъ съ тобой. Поѣзжай въ городъ.

— И безъ васъ бы ушла. Къ тому и гну. Хорошо, что сами догадались. Здѣсь жить, такъ съ одури подохнешь.

— Довольно! А нѣтъ, сейчасъ убирайся вонъ и ночуй гдѣ хочешь! подскочилъ къ кухаркѣ съ сжатыми кулаками Клянчинъ.

— Потише, потише, баринъ. Насчетъ оскорбленія личностевъ-то мировой судья есть. Потомъ и не расхлебаетесь, спокойно отвѣчала кухарка. — Мужички почтенные будутъ свидѣтелями.

— Надо же хоть на чай съ васъ! возгласилъ мужикъ-возница, все еще не трогаясь съ своимъ возомъ.

— Да вѣдь я тебѣ только сейчасъ далъ на сороковку, проговорилъ Клянчинъ.

— На сороковку вы дали для земляковъ, чтобы вотъ ихъ сюда на помощь привести. А на чай послѣ расчета это ужъ даже положеніе.

— Гдѣ такое положеніе? Гдѣ? горячился Клянчинъ. — Укажи мнѣ его.

— Да какъ же? Даже законъ. Это ужъ не нами поставлено.

— Вотъ тебѣ пятіалтынный — и чтобъ живо съ глазъ моихъ долой.

— Вы прежде земляковъ-то разсчитайте. Вѣдь они за что-нибудь да помогали же возъ разгружать, все еще не унимался мужикъ-возница.

Земляки стояли и переминались съ ноги на ногу. Клянчинъ и имъ протянулъ двугривенный.

— Это на всѣхъ-то? недовѣрчиво спросилъ рыжій мужикъ съ лысой головой.

— Конечно же, на всѣхъ.

— Да полноте, баринъ, шутите. Вѣдь насъ пятеро. Прохоръ насъ за четверть сманилъ. Пойдемте, говоритъ, помогать мебель разгружать, баринъ четверть поставитъ.

— Да что онъ въ умѣ, что ли? Или я ужъ самъ сошелъ съ ума?

— Не знаю, но мы такъ и думали, что четверть. Иначе съ какой же стати?..

— Ступайте вонъ…

У Клянчина отъ злости голосъ пересипъ и во рту показалась пѣна. Мужики не уходили.

— Да какъ же итти-то? Вѣдь насъ пятеро, а вы вдругъ двугривенный… Помилуйте, присылаете звать и вдругъ обсчитывать! говорили они. — Нешто это благородно? Нешто это по-господски? Дайте ужъ хоть на двѣ бутылки на пятерыхъ-то.

— Вотъ еще двугривенный — и чтобъ духу вашего больше здѣсь не было! бросилъ мужикамъ Клянчинъ деньги.

Тѣ деньги взяли, но не уходили и принялись ругаться. Кухарка стояла на крыльцѣ, подбоченившись, и съ злорадствомъ улыбалась на эту сцену. Клянчинъ, окончательно растерявшійся, не зналъ что дѣлать. Наконецъ онъ попробовалъ обратиться къ защитѣ мелочного лавочника и послалъ за нимъ няньку. Явившійся лавочникъ разогналъ мужиковъ.

— И охота вамъ, сударь, вязаться съ нашей деревенской гольтепой! сказалъ онъ въ видѣ наставленія. — Не безъ чего же я всю эту деревенскую шляющую команду со двора гоняю. Я вашу же милость берегу. Обращайтесь ко мнѣ въ лавку, коли вамъ что понадобится, и всякую вещу вамъ мои молодцы исполнятъ въ лучшемъ видѣ. Чуть что — прямо въ лавку… А мы въ книжку запишемъ и потомъ при расчетѣ чудесно… И намъ-то пріятно, да и для васъ спокойнѣе.

Клянчинъ слушалъ и тяжело дышалъ. Онъ былъ взбѣшенъ.

Переночевали и вторую ночь Клянчины въ деревнѣ на дачѣ. Вторая ночь проведена была уже при нѣкоторой домашней обстановкѣ. Спали на тюфякахъ, положенныхъ на козлы съ досками, сколоченными плотниками. Прислугѣ также были сдѣланы кровати изъ козелъ и досокъ, такъ что на полу уже стлаться не пришлось. Не поражало и отсутствіе столовъ въ комнатахъ. Плотники сколотили столы и скамейки, сдѣлали даже табуреты для кухни. Утромъ на столы даже выданы были цвѣтныя скатерти, дабы прикрыть некрашенныя доски столовъ. На окнахъ Клянчинъ прибилъ кисейныя занавѣски. Комнаты постепенно приняли жилой видъ. Такъ какъ кухарка была отказана, то обѣдъ стряпала сама Клянчина. Оставшаяся прислугой одна только нянька сначала помогала Клянчинымъ въ устройствѣ дома и въ стряпнѣ, хоть то и дѣло фыркала и гримасничала, но къ полудню, сбѣгавъ въ лавочку, стала отказываться отъ работы и заявила: