В добрый час - страница 10
Евгения вскочила с места, задев рукой душистый букет и уронив его на пол, глаза ее засверкали.
— И ты смеешь это говорить мне? Говорить после того, что предшествовало твоему предложению? Мне кажется, при одной мысли об этом ты должен бы краснеть, если еще не утратил такой способности.
Утомленные полузакрытые глаза молодого человека вдруг широко раскрылись; в них сверкнуло что-то, подобное искре под пеплом, но голос его звучал так же устало и бесстрастно.
— Я должен просить тебя выражаться яснее, я решительно не в состоянии понять твоих загадочных слов.
Евгения энергично скрестила руки на груди, которая порывисто вздымалась.
— Ты так же хорошо знаешь, как и я, что нам грозило разорение. Кто в этом виноват — я не могу и не хочу судить. Легко бросать грязью в погибающего. Когда наследуешь обремененные долгами родовые имения, когда вынужден поддерживать блеск древнего имени, занимать известное положение в свете и обеспечивать будущее детей, — тогда нельзя рассчитывать каждую копейку, как это делают мещане, наживая деньги. Ты всегда бросал золото полными горстями, исполнял любое свое желание, любую прихоть, я же вела внешне блестящий, светский образ жизни, в то время как приходилось рассчитывать каждую копейку и каждый день, каждый час приближаться к неизбежному разорению… Может быть, мы еще и выпутались бы как-нибудь из беды, если бы не попали в сети твоего отца, который сначала чуть не насильно заставил нас принять его помощь и не отстал до тех пор, пока не забрал всего в свои руки, и нам, доведенным до отчаяния, не оставалось никакого выхода. Он явился к нам и потребовал моей руки для своего сына, обещая за это спасти нас от разорения. Мой отец скорее согласился бы перенести крайнюю нужду, чем пожертвовать мной, но я не хотела сделать его самого жертвой, не хотела погубить карьеры братьев и видеть наше имя обесчещенным… и потому дала согласие. Чего мне это стоило, не должен был знать никто, и если я продала себя, то отвечу за это перед Богом и перед самой собой. Ты же, позволивший сделать себя орудием для достижения низких целей своего отца, не имеешь права упрекать меня; причины, побудившие меня к тому, были в любом случае благороднее твоих. Она не могла продолжать от волнения. Муж все еще неподвижно стоял перед ней, лицо его было так же бледно, как утром после грозившей им катастрофы, но взгляд оставался по-прежнему каким-то вялым.
— Жаль, что ты не сообщила мне этого до свадьбы, — медленно произнес он.
— Почему?
— Потому что тогда тебе не пришлось бы унизиться до того, чтобы называться Евгенией Берков.
Молодая женщина молчала.
— Я в самом деле даже не подозревал о подобном поступке отца, — продолжал Артур, — так как вообще стараюсь держаться в стороне от его дел. Однажды он сказал мне, что если бы я захотел попросить у барона Виндега руки его дочери, то отказа не получил бы. Я подчинился ему и отправился с визитом к барону, а через несколько дней после этого состоялось наше обручение, Вот и все мое участие в этом деле. Евгения отвернулась от него.
— Я предпочла бы подобной сказке откровенное признание в соучастии, — холодно возразила она.
Опять глаза молодого человека раскрылись, опять в них сверкнула искра, но тотчас же потухла под пеплом.
— Итак, моя супруга настолько мало уважает меня, что даже не верит моим словам? — сказал он с заметным оттенком горечи.
На прекрасном лице Евгении, обернувшейся теперь к мужу, действительно отражалось глубочайшее презрение, которое слышалось и в голосе, когда она возразила:
— Ты должен простить мне это недоверие, Артур. Еще прежде, чем ты переступил порог нашего дома с целью, мне хорошо известной, я знала тебя по слухам, ходившим о тебе в резиденции, которые…
— Рисовали мой портрет не в очень выгодном свете! Воображаю! Не будешь ли ты так добра сказать мне, что рассказывали обо мне в резиденции?
Молодая женщина решительно посмотрела на мужа.
— Говорили, что Артур Берков живет по-княжески и бросает на ветер сотни тысяч для того, чтобы снискать расположение аристократической молодежи и таким образом заставить всех забыть о своем мещанском происхождении. Говорили, что в компаниях молодых людей, известных своими буйными похождениями, он самый неуемный из всех; что еще говорили о нем, мне как женщине стыдно пересказывать.