В долинах Мрас-Су - страница 11
— Что случилось? Кто стреляет?
Мальчик подполз ближе к свету. Стал прислушиваться, но ничего не мог понять. Сидеть под амбаром становилось страшно, а вылезти еще страшнее.
И вдруг люди словно по команде бросились в юрты. Выстрелы смолкли.
Санан прислушался. За рекой нарастал какой-то непонятный, глухой шум. Он постепенно приближался к улусу, скатываясь с высокой, обрывистой горы. Скоро можно было разобрать отдельные злобные выкрики, чей-то раскатистый пьяный хохот.
Наконец, словно плотина прорвалась за улусом — как-то сразу в улицу ворвалась толпа вооруженных людей. Они громко орали, воинственно размахивали ружьями, кому-то грозили…
В середине толпы шел, прихрамывая, связанный, окровавленный человек.
Санан всмотрелся, и сердце его упало.
— Зими!
Так вот где они встретились, бездомный сирота и добрый дух горы, второй отец Санана, человек, которого любила вся беднота в улусах!
Санан хотел было броситься на помощь. Но что он может сделать один, безоружный? Нет, надо ждать, что будет дальше.
Толпа остановилась как раз против амбара. Санан отполз в темный угол. Он слышал, как звякнули ключи, загремели засовы. Зими, видимо, втолкнули в амбар. Заперли.
— Пусть лежит до ночи. Пристрелить всегда успеем, — сказал кто-то из бандитов.
Сянан припал к щели, но увидел только ноги, пара за парой исчезавшие в доме Тастак-бая.
Улус молчал. Даже собаки, перестали лаять. Только из комнат байского дома слышались пьяные песни и топот плящущих бандитов. Время от времени то один, то другой подходил к амбару. Дернет замок, выругается и опять уйдет.
Пленник молчал. Только изредка до Санана долетали его негромкие стоны, вызывая в сердце мальчика мучительную боль. Но он терпеливо ждал. В его голове уже созрел смелый план. Санан вспомнил, что в полу амбара есть подгнившая доска, нащупал ее и потихоньку начал расковыривать, прислушиваясь к каждому звуку.
Вечером, когда в доме Тастак-бая все смолкло, он начал работать смелее. Зимин, видимо, услышал, догадался, в чем дело, и начал помогать ему сверху. Еще несколько секунд, и руки друзей соединились.
О Зимине в доме Тастак-бая вспомнили только утром.
Первым проснулся правая рука Гордея Семен. Он долго протирал грязными пальцами заплывшие глаза и дико озирался кругом. Бандиты вповалку лежали на полу. Одни еще храпели, другие мычали от головной боли. Семен кое-как поднялся; шатаясь, вышел на улицу.
— Жена, дай-ка гостям опохмелиться, — крикнул Тастак-бай, с трудом отрывая голову от подушки.
Не успел он одеться, как в комнату ворвался сразу отрезвевший Семен.
— Зимин убежал!
Бандиты вскочили. Кто мог держаться на ногах, схватили ружья и выбежали на улицу. Остальные вслед за Тастак-баем потянулись к пиву.
Семен вернулся не скоро. Он обшарил весь улус, но Зимина не нашел.
— Все равно от нас не уйдет, — прохрипел Семен, вваливаясь в комнату и усаживаясь рядом с Тастак-баем.
Хозяин сидел мрачный.
— Плохой у тебя амбар, — говорил Семен. — Пол гнилой.
— Однако и караульщики попались не больно хорошие, — буркнул Тастак-бай.
— Караульщики тут не причем. Один Зимин не ушел бы. Раненый, избитый. Из твоих людей кто-то помогал.
Тастак-бай вспомнил Санана, но промолчал.
Под вечер бандиты сели на свои салики и двинулись вниз по Мрас-су. Тастак-бай проводил их холодно. Даже рукой не помахал, когда они скрывались за крутым поворотом. Он понимал, что дело Гордея проиграно.
Возвращаясь домой, Тастак-бай еле передвигал ноги. Зачем он связался с этими людьми? На, кого понадеялся? Что могут сделать двадцать-тридцать бандитов? Говорят, Кайгородова разбили, а у того было несколько тысяч человек. Силой против советской власти ничего не поделаешь. Простой народ за нее. Кто пойдет к Кайгородову и Гордею? Можно один раз обмануть человека, два раза, а в третий не обманешь.
Чернее тучи подошел Тастак-бай к дому. А тут еще Таня со своими разговорами.
— Голова Гордея скоро высохнет, — ворчала она. — Не тебе с ним идти против большевиков. Даже царь не справился с ними, а вы чего полезли. Говорила тебе: не вмешивайся. А ты как блоха — прыгаешь куда не следует. Вот-вот нагрянут красноармейцы — будешь без штанов ходить, останешься как птица без гнезда.