В долине Аргуна - страница 23

Пыхтя, обливаясь потом, жалобно повизгивая, умирая от страха, терзаемый голодом Абдулрешид во всю силу своих скудеющих стариковских возможностей принялся толкать сзади машину.

— Что происходит? — недовольным сонным голосом спросил Жума, отдернув занавеску. — Абдулрешид, где ты?

— Я здесь, о несравненный! — старик раболепно прильнул лицом к стеклу.

— Почему вздрогнула машина?

— Не могу знать, о повелитель… Может быть, это тебе просто пригрезилось в твоих святых снах…

— Может, может, — сонно проворчал Жума, переворачиваясь на другой бок.

Перевернувшись, он вдруг почувствовал что-то жесткое под бедром. Сунул руку — это оказался консервный нож, неизвестно как попавший в карман пижамы. Первое побуждение души даже у святых шейхов нередко бывает благородным: сперва Жума подумал: не дать ли нож Абдулрешиду? Но шейхи гораздо тверже, чем остальные смертные, следуют совету Талейрана относительно первого побуждения: в следующий миг Жума вспомнил дерзкое желание старика спать в машине и, крепко стиснув нож в кулаке, скоро заснул.

Жума, никем не тревожимый, проснулся поздно. Он отдернул на окошках занавески и огляделся. Солнце уже поднялось над горами. Жума вылез из машины, еще огляделся. Абдулрешида нигде не было видно, — ни окрест, ни на крыше, ни под машиной. «Должно быть, — подумал святой шейх, — аллах внял моей вечерней молитве и освободил меня от этого дерзкого и лукавого раба. Спасибо тебе, всемогущий!.. Правда, ты мог бы при этом оставить мне колбасный фарш, ну да ладно… Ты даешь новый день, ты дашь и пищу».

Жума подошел к багажнику, чтобы достать для утренней молитвы вафельное полотенце. Странное дело, оказывается, с вечера он не запер замок. Дернув вверх крышку, Жума остолбенел: в багажнике, свернувшись калачиком, прижимая к покрытой седыми волосами тощей груди консервы, непробудным сном спал Абдулрешид: перед рассветом он совсем продрог и забрался сюда.

Святой шейх не знал, печалиться ему или радоваться: аллах не убрал недостойного старика, но в то же время и фарш остался нетронутым.

Жума выдернул из-под спящего вафельную саджаду и полез на крышу. Его давно одолевало сомнение: что надо делать прежде — физзарядку ила молиться. Коран относительно физзарядки хранил таинственное молчание. Сегодня святой шейх пошел на компромисс: решил попеременно то молиться, то делать зарядку.

Окончив сложную процедуру, Жума подошел к багажнику, взял из рук спящего банку, аккуратно открыл ее консервным ножом, съел все содержимое, а пустую банку опять сунул в руки нечестивого старика. От банки шел вкусный запах колбасного фарша. Ноздри божьего будильника во сне нервно задергались, и он томительно застонал.

Святой шейх захлопнул багажник со стариком, сел за руль, и машина тронулась.

Минут через пять в багажнике послышалась возня: скорее от невероятно вкусного запаха, чем от невероятной тряски недостойный старик проснулся. Не понимая, что происходит — кто сидит за рулем? куда мчится машина? — он едва не умер от страха.

Вдруг машина резко затормозила. Абдулрешид чуть не вплющился в переднюю стенку багажника. Жума вышел на дорогу, обогнул машину и постучал согнутыми пальцами по крышке багажника:

— Абдулрешид, ты здесь?

— Конечно, здесь, о повелитель! Где же мне еще быть, как не рядом с тобой.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно! И готов служить тебе с прежним рвением.

Жума открыл крышку:

— Ну, вылезай!

— О, нет, несравненный! Мне хорошо и здесь. Так уютно, тепло…

— Ты что-нибудь ел?

— Да, я недурно позавтракал, — старик протянул вверх до блеска вылизанную банку, от которой теперь даже и не пахло колбасой.

— Прекрасно! Тебе надо хорошо питаться, ибо нам с тобой предстоит совершить немало труднейших дел.

— Я был бы счастлив умереть за эти святые дела!

Жума взял банку, пробормотал над ней какую-то коротенькую невнятную молитву и ритуальным жестом протянул обратно старику:

— За страдания, которые ты перенес, и за твою преданность награждаю тебя орденом Банки Из-под Колбасного Фарша, — шейх понимал, что старик все-таки может еще пригодиться.

— О! — только и мог вымолвить задохнувшийся от восторга и благодарности старый будильник, прижимая к седой груди то, что на его глазах только что превратилось из простой жестянки в священную реликвию.