В долине Аргуна - страница 48
— Ты спятил!.. Аллах уже наказал тебя, лишив разума. Но все равно — я проклинаю! — Старик хлопнул дверью, выскочил на улицу и дал такого стрекача, что окончательно уверил Товсултана в своем помешательстве.
Товсултан схватился обеими руками за голову и тяжело спустился на стул.
Вошли Кесират и Санет.
— Что случилось? О чем вы тут шумели?
— Кеси, милая, старик свихнулся! И я в этом виноват. Сначала он говорил, что Сашу надо выдать замуж за какого-то ханбековского племянника, завскладом, что за Сашу я получу «Волгу». Конечно, это уже был сумасшедший бред, и мне надо бы помолчать, а я стал всерьез спорить. И тем самым совершенно вывел его из себя. Он принялся кричать нечто уж вовсе несуразное, — что с ними заодно Роберт Фишер.
— Боже! Бедный старик! — всплеснула руками Кесират. — Чем это может кончиться?
— Папа, — сказала Санет, — ты очень устал и плохо выглядишь. Тебе надо отдохнуть. А здесь отдыха нет. Тебя каждый день будут донимать вот такие же посетители, как сегодня. Уезжай куда-нибудь. Надо проветриться, развлечься, забыть здешние дрязги. Езжай в Москву. Привезешь мне оттуда подарки!..
— В самом деле, Товсултан, — поддержала мысль дочери Кесират. — Это пошло бы тебе на пользу.
— Но Абдулрешид! — простонал Казуев.
— Что ж Абдулрешид, — сказала Санет, — ты не сможешь ему помочь ни выздороветь, ни окончательно сойти с ума.
— Так-то оно так…
Глава семнадцатая
В Гатин-Кале в доме Хизира, своего старого друга, Ханбеков томился ожиданием вестей от Сапи. Он возлежал на тахте, застланной красивым пестрым ковром, и меланхолично жевал ароматный шашлык из молодого барашка, лениво запивая его вином «Кемси-Аре». Обувь он снял, но все пуговицы на его одежде застегнуты: в случае необходимости он был бы готов к самым решительным действиям через тридцать секунд.
В дверь постучали. Поперхнувшись шашлыком, Ханбеков тотчас вскочил. Вошел запыленный Сапи.
— Извините! — стремительно начал он. — Святой шейх лишь на днях вернулся из Калмыкии. У него очень много дел. Пока он не может принять вас. Но, я надеюсь, вы уже получили от него письмо…
— Письмо? Не получал. Какое письмо?
— Как не получали? Оно было послано для вас на имя Куржани.
— Ах, Куржани! — простонал, как голубь, Ханбеков. — Но я же не знаю, где она!
— Куржани здесь, в Гатин-Кале.
— Здесь?! — недожеванный кусок молодого барашка выпал у страдальца любви изо рта.
— Да, здесь. В доме Хаджимахмы. Я могу вас туда проводить.
— Ради аллаха, ради мира на земле, — засуетился Сату Халович, — сделай такую милость… Хочешь вина? Вот шашлык, ешь…
— Спасибо. Потом.
— Только надо, чтобы никто ничего не знал. Моего шофера мы оставим здесь, пойдем пешком.
— Конечно.
Они вышли на улицу. Только здесь, ступив на каменистый грунт дороги, Ханбеков заметил, что он в одних носках. «Ах, черт с ним! Не возвращаться же из-за этого, не терять же время. Куржани должна любить меня и босого».
Сапи тоже лишь теперь увидел, что ответработник райисполкома бос.
— Вам надо вернуться и надеть ботинки, — сказал он.
— Ни в коем случае! — взмолился влюбленный Сату, бодро вышагивая по камням. — Я ежедневно хожу четыре часа босиком. По новейшим рекомендациям науки это совершенно необходимо для освобождения организма от электричества, которое накапливается в нас.
Так они и шли на виду всего поселка: один — высокий и худой — тяжелой походкой уставшего человека, другой — приземистый, плотный, в глухо застегнутом костюме и босой — пританцовывая на острых камнях словно на горячей сковороде.
Когда они подошли к дому Хаджимахмы, от носков Ханбекова остались одни клочья, а ступни его кровоточили.
— Здесь, — сказал тихо Сапи. — Идите. Она, наверное, сейчас одна. А я пойду назад и подкреплюсь с дороги шашлычком.
— О всемогущий аллах, дай мне силы! — прошептал Сату Халович и открыл калитку.
Крадучись, миновал двор. Все было тихо. Он поднялся на крыльцо и, оставляя за собой кровавые следы, прошел через веранду. Никого. Осталась позади одна комната, вторая… В третьей он наконец увидел ее. Задумавшись, она сидела у окна.
— Куржани! — нежно позвал он. — Звезда моя!
— Ах! — она вскочила. — Кто это? Затухалович? Что у тебя за вид?