В глубинах океана - страница 4

В данной ситуации не было ничего благополучного, потому что наблюдение за медленным вращением обломка «Пагноуз» и моей спасательной капсулы позволило мне определить, что открытая часть корпуса окажется внизу.

Даже не говоря о том, что я не смогу ничего увидеть из-под обломка, лишаюсь возможности как-либо передвигаться — например, вернуться на поверхность. На этот раз я все же воспользовался приборами управления.

Поскольку вся конструкция устройства была связана с идеей охранения тайны моей миссии, сборщики системы отделения использовали пружины вместо электрозапалов. Я подождал, пока обломок не окажется между мной и огнями, и нажал кнопку. Толчок был таким легким, что на мгновение меня охватила тревога не попал ли я в еще худший переплет, чем предполагал? Потом свет огней проник сквозь иллюминаторы, прежде закрытые корпусом судна, и я успокоился. Пружины отбросили капсулу в сторону, и я увидел останки «Пагноуз» на фоне свечения. Разделение ненамного замедлило наше падение; обломок погружался теперь чуть быстрее меня. По крайней мере, хоть что-то получилось, как было запланировано; обломок упадет первым и не похоронит меня под собой.

Я, конечно, не предполагал увидеть, как он ударится о дно. И, разумеется, я никак не ожидал наблюдать то, что при этом произошло.

Ровные пространства морского дна обычно илистые. Можно называть эту субстанцию по-разному, но обычно это ил. Коралл, песок или другой твердый материал вы можете встретить на мелководье, скальный монолит — иногда на склонах, но на ровных местах вы обычно встречаете нечто среднее между обычной грязью и верхней парой дюймов придонного осадка стоячего пруда. Когда туда падает что-нибудь тяжелое и твердое — даже если падает мягко, — вы не можете ожидать, что дно обеспечит этому предмету значительную поддержку. Вас это, может быть, удивит, но вы ни за что не станете ожидать, что на морском дне что-то может подпрыгивать.

Должен признать, что обломок «Пагноуз» не подскочил, но все же повел себя весьма странно. Я все прекрасно видел. Он ударился об освещенную поверхность в тридцати-сорока ярдах от края и вдвое дальше от меня; коснулся ее, как и ожидалось, а затем погрузился. Однако не возникло никакого взбаламучивания мелких частиц — того медлительного всплеска, который вы наблюдаете, когда что-либо погружается в ил. Вместо этого нос судна погрузился в эту ровную поверхность почти полностью, и округ него возникла круговая волна, распространившаяся во все стороны от точки падения. Затем обломок мягко поднялся, открывшись взгляду почти наполовину, и погрузился снова; и все словно в замедленной съемке. Три или четыре раза он так поднимался и опускался, пока окончательно не успокоился, и каждый раз вокруг него возникали концентрические волны, распространявшиеся ярдов на десять.

К тому времени, когда обломок наконец утвердился на дне, остановилась и моя капсула. Я почувствовал, как она ударилась обо что-то твердое — я мог бы поспорить, что о скалу, и выиграл бы. Затем капсула покатилась — очень, очень медленно — по направлению к свету. Я не мог четко видеть поверхность, на которой находился, но было ясно, что это твердый склон, по которому в течение двух-трех минут я прикачусь к обломку, если срочно не предприму какие-либо меры. К счастью, кое-что я в силах был сделать.

Капсула была снабжена опорами — мы называли их ногами, — шестифутовыми телескопическими стержнями из металла, которые выбрасывались при помощи пружин и втягивались обратно соленоидами. Я выбросил четыре ноги в направлениях, которые считал подходящими для данной ситуации. Качение прекратилось, и впервые у меня появилась неподвижная наблюдательная платформа. Естественно, я сосредоточился на области, доступной для обозрения.

Теперь я находился ниже уровня таинственных светильников. Казалось, они были подвешены к линиям передач на расстоянии ярдов двадцати друг от друга, с такими же промежутками между линиями. С моей стороны это было только предположение, потому что никаких подпорок или поддержек я не разглядел. Эта догадка возникла из-за регулярности расположения ламп. Хотя то обстоятельство, что обломок упал как раз на линию между двумя лампами и не потревожил их, скорее свидетельствовал против моей гипотезы. Я не слишком удивился тому, что на освещенной поверхности ничего не росло и не перемещалось, хотя, конечно, для меня не явилось бы неожиданностью, если бы я, напротив, заметил вокруг какие-либо следы или норы.