В горах северного Прибайкалья - страница 22
Здравствуй, Байкал! Из черного изнуряющего ненастья мы вышли наконец в твою солнечную страну. Как ты нов, как ты свеж и как ты прекрасен, когда во все небо тебе улыбается солнце!
Мы сбросили паняги, подошли вплотную к воде и опустились на камни. Я лег на спину, положил руки под голову и закрыл глаза. Так бездумно, безвольно, наслаждаясь солнцем, теплом и покоем, мы лежали, стараясь удобнее вытянуть ноги; мышцы гудели и ныли.
Я приподнялся и посмотрел на друзей. Они лежали рядом: справа от меня Хатабыч, за ним — Велижанин. У Хатабыча очень типичная внешность, которая обычно сопутствует так называемым бродягам и таежным «пиратам».
И рядом с ним Велижанин, еще студент, еще почти мальчишка. Он любил помечтать, имел большую склонность к экспедиционной работе и пристрастился в нашей экспедиции к писательскому труду.
Трудно было найти двух более разных людей, склонных к срывам каждый на свой лад. Но здесь, в тайге, их прочно объединила любовь к нашему делу, страстная любовь к природе и путешествиям.
Рука Хатабыча соскользнула с камня и наполовину погрузилась в воду. Я сказал ему об этом, опасаясь, как бы вода не попала в часы. Но он лежал как мертвый.
— Хатабыч, — еще раз сказал я.
Карамышев и Велижанин приподнялись и открыли глаза. В них была бесконечная усталость, но на их лицах светились улыбки.
Я знал, что через день, через два они забудут все пережитые муки и снова, едва отдохнув, будут рваться за перевалы.
Скажи им, что они выполняют трудную работу, они не поверят. Их работа — их страсть, но заставь ее выполнять другого, даже самый тяжелый труд по сравнению с тем, что делают они, этому другому покажется раем.
Я верил, что они до конца пронесут веру в важность и необходимость нашего дела, веру в необходимость постоянных фаунистических исследований.
Я чувствовал, что их дела, а также дела многих других полевых зоологов должны показать простую и бесспорную истину — что все науки одинаково нужны и что все гигантское здание науки никогда нс сможет быть законченным и полноценным и в какой-то момент может рухнуть, если из него выбить один из промежуточных этажей.
О люди-бродяги, перелетные птицы! Путешественники и изыскатели, охотники и натуралисты, старатели и краеведы!
Промысловик-охотник, ушедший за сотни километров от последнего населенного пункта и не имеющий возможности подать сигнал о помощи даже в случае крайней опасности; рыбак, которого в любую минуту может захватить на Байкале шторм; геолог, прокладывающий маршрут по гребню скал; ботаник, забредший с маленьким караваном в самое сердце Восточного Саяна; зоолог, который не ходят только там, где нет дороги ни человеку, ни зверю, — все, кто жив большой любовью к природе Земли.
Всегда и везде мир кажется вам новым, стоплановым и стозвучным.
Всю жизнь вы не перестанете восхищаться красотой Земли и всего, что на ней живет и произрастает. Вы смотрите на все глазами орлов, для которых светлы и прекрасны все земные и неземные дали, все туманные глуби идущих веков.
Я всегда завидовал вам и восхищался вами.
ЧЕРЕЗ БАЙКАЛ НА РЕЗИНОВОЙ ЛОДКЕ
Осенний пролет птиц обещал обильную и интересную жатву. В это время на Байкале можно встретить далеких арктических и других пролетных птиц, весной облетающих озеро стороной; случайно залетных птиц, которые в другое время года здесь не встречаются. Мы надеялись значительно пополнить нашу коллекцию новыми для нее видами.
Ружье можно было достать только в двух местах. Для этого надо или, отправившись на север, попытаться, купить ружье в магазине Байкальска, или уплыть за Байкал, в Давше, и там раздобыть у кого-нибудь из друзей.
От нашего базового лагеря до Байкальска — не менее ста километров; до Давше — не больше восьмидесяти. В Байкальске могло не оказаться магазина, где бы продавались ружья. Кроме того, поездка вдоль берега Байкала не представляла для нас ничего нового, а путешествие через Байкал давно уже занимало нас. Велижанин был решительно за Давше, хотя вначале его участие в поездке и не предполагалось.