В горах Вестфалии - страница 2

стр.



   Еще раз пробежал глазами речь.



   "Сегодня, в этот великий для Рейха день, я еще раз убеждаюсь, что именно провидение спасло Германию. Именно благодаря провидению мы смогли разработать ядерное оружие раньше, чем это сделали США и Россия, и обрушить его мощь на города противников, стерев их с лица земли! Именно провидение вдохновило нас послать экспедиции в Тибет и к Южному полюсу, и случайно открыть там артефакты, оставленные великими ариями прошлого, использовать их в создании Машин перемещения в пространстве и времени, гравицапов, помогших нам донести мощь нашего оружия до нужной точки и нужного места, своевременно ликвидировать главнокомандующих вражеских армий, и одержать те блистательные победы, которые мы одержали! Нет, я не секунды не сомневался в нашей победе под Сталинградом. Но именно тот момент оказался для нас ключевым, именно тогда произошел переход в ходе войны, и в этом сказалась великая сила Провидения, назначившая меня первым Канцлером Германии!"



   В этот момент он должен был сделать маленькую передышку, налить себе воды из стакана. И в этот момент должны были раздаться крики "хайль Гитлер", такая маленькая пятиминутная овация.





   В это время Гиммлер уже приехал встречать еврея. Машина рейхсфюрера плавно припарковалась около разбомбленной англичанами бензоколонки, где уже ждал фургон с последним представителем семитской расы. Моросил легкий дождик, и он капота "Мерседеса"-микроавтобуса шел пар. Значит только что приехали, решил Гиммлер. Из фургона вышел, отдавая нацистский салют, командир роты альпинистов-стрелков, которым посчастливилось поймать еврея. Командир хотел лично передать пленника рейхсфюреру. Тот ответил приветом.



   -- Как ваша фамилия?



   Командир отрапортовался.



   -- Я передам приказ о вашем повышении.



   -- Хайль Гитлер!



   -- Зиг хайль! Поедем через несколько минут. Но сначала я его допрошу.



   Голова командира стрелков склонилась в почтительном поклоне.



   Фургончик был оборудован под перевоз пленных. Его разделяла надвое решетка, позволявшая остаться с пленным наедине без опасности, что узник убежит или нападет. Разве что страх придаст пленнику нечеловеческие силы, и он вырвет решетку. Впрочем, на этот случай следовало держать наготове пистолет.



   Гиммлер влез в фургончик, присел на привинченную к полу металлическую скамейку. В глубине фургончика находился одетый в одежду охотника сравнительно молодой человек, не выглядевший ни особо испуганным, ни подавленным своим задержанием. Он сидел на лавке и смотрел на рейхсфюрера с не меньшим любопытством, чем на него рейхсфюрер. Гиммлер вынул из кармашка блокнот, где были набросаны пропорции лица еврея. Несколько раз посмотрел на пленника, потом в блокнотик. Тот повернулся в профиль.



   -- Повернись ко мне лицом,- приказал Гиммлер.



   Тот повернулся вполоборота, осклабившись.



   -- Зачем твои люди устроили на меня охоту?



   --Твоя раса должна быть уничтожена, -- спокойно разъяснил Гиммлер,-- а ты последний ее представитель. А теперь, пожалуйста, поверни ко мне лицо полностью. Мне надо записать твои пропорции.



   Еврей выполнил просьбу, слегка погримасничав.



   -- Что вы собираетесь со мной сделать?



   -- Расстреляем. Но если очень хочешь, можем повесить. По твоему выбору. Таков порядок. Ничего личного.



   -- О... - сказал еврей. Потом немного подумал.



   --Наверное, надо сперва расстрелять, потом повесить. Чтоб вернее было. А может быть, наоборот. По вашему выбору.



   -- На твоем месте, я бы не был настроен так весело.



   Рейхсфюрера удивило самообладание еврея. В Аушвице таких не встречалось. Самообладание - арийская черта. Но форма черепа пройдохи явственно свидетельствовала, что его обладатель -- типичный экземпляр еврея.



   -- Что ты делал в горах?



   -- Пас овец, охотился. Занимался сельским хозяйством.



   Это не представляло интереса.



   --И больше ничего?



   -- Занимался познанием мира. Изучал руны.



   --Руны?



   Гиммлер чуть не подпрыгнул.



   -- Откуда ты, поганая тварь, знаешь о рунах? Ты раздобыл сочинения Блаватского?