В исключительных обстоятельствах 1979 - страница 32
Он больше догадался по движению губ, чем расслышал её последние слова:
— Убьют ведь…
— Матвеев, я ухожу, — сказал Безайс, поднимаясь с места и беря мешки. — Идём.
Матвеев взглянул на него с угрюмым упрямством.
— Я без денег не пойду, — ответил он, бледнея и сам пугаясь своих слов. — А ты — уходи. Уходи, Варя.
— Идиот, — упавшим голосом сказал Безайс, снова садясь на своё место. — Проклятый идиот.
Они услышали тяжёлый прыжок — солдат спрыгнул на землю и спускал предохранитель винтовки. Он делал массу мелких движений, и на его простоватом лице горел деловой азарт. «Застрелит ещё, дурак», — тревожно подумал Матвеев.
Скрипя новыми сапогами, солдат подошёл к саням. На секунду он задержался, что-то вспоминая, потом быстро, как на ученье, взял ружьё наизготовку, выбросил одну ногу вперёд.
— Вы кто такие? — спросил он строго. — Документов нет?
— Нет, — покорно ответил Матвеев.
— У меня — есть! — воскликнул Жуканов, торопливо доставая бумажник и роясь в нём. — Паспорт, метрическая выпись и удостоверение с места службы, от торгового дома Чурина. Прошу посмотреть. А у них нет, то есть, может быть, есть какие-нибудь, да они их попрятали.
— Ага…
Солдат постоял несколько минут, вздрагивая от возбуждения, потом отчётливо, в несколько приёмов принял винтовку к ноге, со вкусом щёлкнув каблуками. Все смотрели на него, не понимая, чего он хочет. Солдат взволнованно обошёл сани. Внезапно, отскочив на несколько шагов, он вскинул винтовку и с наивной радостью крикнул:
— Вот я вас сейчас буду стрелить!..
Матвеев вобрал голову в плечи. Солдат пугал его своей стремительностью. Он был молодой, наверное, недавно прочитал устав и теперь горел желанием обделать все как можно лучше.
Он медленно опустил винтовку и снова подошёл к саням, что-то выдумывая.
— Молчать! — крикнул он не своим голосом. — Ты, мордастый! Ты чего, ну? А? Молчать! Ты почему без документов? Это зачем баба тут?
— Она…
— Молчать!
У него на лбу выступил пот.
— Вот я… — сказал он срывающимся голосом, — вот я…
Он сосредоточенно пожевал пухлыми губами.
— Не лезь в разговор, не шебурши! Сейчас вы арестованные. Заворачивай! Крупа! Представлю в штаб, они вам покажут езди-ить!
Безайс, не понимая, смотрел на его веснушчатое лицо.
— Как же так? — спросил он оторопело. — Нам надо скорей домой.
— Не разговаривать!
— Но позвольте, — сказал Матвеев, — позвольте…
— Ничего не позволю!
— Но, господин солдат…
Он не сразу понял, что произошло. У него зазвенело в ухе и лязгнули зубы.
— Съел? — услышал он.
Он поднял голову; солдат с еле сдерживаемым восторгом смотрел на него. Это была оплеуха — у Матвеева жарко горела правая щека.
В нем проснулась старая привычка, и пальцы как-то сами собой сжались в кулак. Когда его били, он давал сдачи.
«Чего же это я смотрю?» — удивился он. Тут вдруг он заметил, какое обветренное, озябшее лицо у солдата, как неловко сидит на нём коробящаяся шинель и дыбом стоит хлястик. Ещё минуту назад Матвеев боялся его и видел в нём солдата, а теперь это был просто нескладный деревенский парень, смешной и нелепый, с винтовкой в руках, которую он держал, как палку. «Да ведь это нестроевой, кашевар», — подумал Матвеев с острой обидой.
Тогда он встал, взглянул на солдата вниз с высоты своего роста и хватил его кулаком между глаз. Солдат с размаху сел на снег. Матвеев нагнулся и вырвал у него винтовку из рук, поднял упавшую шапку и нахлобучил ему на голову.
— Уходи, дурак, — сказал он сердито. — А то я тебя так побью, что ты не встанешь.
Солдат поднялся медленно, озираясь, измятый и вывалянный в снегу. В его небольших глазах гасло возбуждение, он бормотал что-то, трогая налившийся синяк и вытягивая правую ладонь вперёд, точно защищаясь от нового удара. Матвеев посмотрел на его жалкое лицо и пренебрежительно отвернулся. Надо было скорей уезжать.
Ни на кого не глядя, он положил винтовку в сани. Жуканов с мелочным упрямством не убрал ногу, мешавшую Матвееву. Тогда Матвеев взял двумя пальцами его ботинок и отодвинул в сторону.
— Отдай винтовку, — услышал он позади. Солдат, опустив руки, напряжённо смотрел на него.
— Не отдам.
— Отдай!