В канун бабьего лета - страница 7
Смолкла, отгораживаясь тополями и вербами, ревущая и танцующая ярмарка. В степи метался теплый ветерок, было глухо после ярмарочного гвалта. Отчетливо слышался стук копыт. Девушка скакала первой. Она цепко держалась в седле, по-мужски ссутулившись, мягко покачиваясь. Едва ее догонял Игнат, как она дергала поводья, и вороной конь круто сворачивал в сторону от дороги.
Незнакомка оглядывалась, хохотала:
— Догоняй! — и припадала к гриве коня, уперев в бока крепкие ноги.
«Не уйдешь. Теперь не уйдешь, — шептал Игнат в радостном волнении, одерживая своего гнедого. — Нехай порезвится…» В первый раз случилось с ним такое: хотелось глядеть и глядеть на хуторянку, слышать ее голос. Но ему никак не удавалось проскакать с ней рядом. Никому из станичных девчат Игнат в глаза не заглядывал, но добивался расположения. Он знал, что ни одна не отпихнет его, почтет за счастье побыть с ним вечер, чтобы потом перед подругами выхваляться. А за этой — он готов был гнаться, пока не упадет под ним конь.
Дороги осталось мало, уже виднелся мост — высокие, гнутые из толстых железных прутьев перила — и трепыхающийся над ним белый флаг с двуглавым орлом. Она проскакала до моста, привстала на стременах, натянула поводья. Конь всхрапнул, затоптался на месте, круто выгнув шею. Девушка ловко выпрыгнула из седла, похлопала коня по шее, подвела к Игнату.
— Спасибо. — В косе ее сверкнула подковка с цепочкой. — До свиданья.
— Это и все? — спросил растерянно Игнат. — Может, покатаемся? А? Праздник нынче. — Назарьев, покачиваясь в седле, расправил плечи, коснулся козырька фуражки. Ветерок шевелил тугой чуб, ворот белой рубахи. Поблескивал наборный ремень.
— Спасибо. В другой раз. — Незнакомка оглядела плечистого смуглолицего станичника, изломила сросшиеся на переносье брови. Отвернулась. Игнат ждал. Девушка бросила короткий зазывный взгляд и, тряхнув косою, гордо зашагала по мосту. И уже с другого берега, войдя под тень раскидистого дуба, она оглянулась, помахала Игнату рукой.
Назарьев сбросил поводья.
«Ничего про нее не узнал. Вот как вышло. Даже как зовут. Может, к кому гостить в Дубовой приехала? «Батянька теперь товар продал…» Либо из купцов? — Не верилось Игнату, что в таком тихом небогатом хуторке родилась статная завлекательная девчонка. — Может, обманула? — Поглядел на хутор, что загородился от берега садами и тополями. Только сизые дымки кучерявились над неровной зеленой стеной. — Завтра же дознаюсь».
На мосту и под дубом никого не было, будто во сне все привиделось. Кони лениво переступали, пощипывали траву, вытягивая шеи.
Игнат легонько подстегивал коней и глядел на зеленую стрекотавшую и поющую степь. На горизонте, в белесом мареве колыхался бурый курган. Не раз в низине у кургана Игнат брал первые призы на скачках подростков, не раз хватал брошенный из толпы узелок с деньгами. А вот девчонку не догнал…
Недавно отцвели груши и яблони, осыпались лазоревые цветы, но свежесть опавших цветов еще не успела выветриться. Плавала над степью, поила ароматом голубые незабудки и золотые одуванчики, а к этой душистой свежести уже примешался запах зацветавшего пахучего чабреца.
И казалось Игнату диковинным то, что люди, спозаранок приехавшие с окрестных хуторов, не жалея себя, окунулись в ярмарочную суету, толкутся в пыли, кричат, перебраниваются, пьют и скандалят, изнывают от жары возле быков, поросят, уток. А потом, усталые, злые, выскочат из станицы, как из страшного омута, и будут нещадно топтать траву, расстелют брезентовые лантухи, пальтушки и мешки, начнут пить и поносить грязными словами купцов, обманщиков, дельцов, жаловаться на жизнь. И так из года в год…
До окраинных тополей станицы Игната провожало сладкое мелодичное пение иволги «флюи-флю-и»…
А над станицей все так же стоял неуемный гул. На проулках клубилась пыль под колесами подвод и легких линеек. Плаксиво завывала шарманка, у ларьков толпились незнакомые, пришлые люди в лаптях, с котомками за плечами. Горланили пьяные рожи, плакали и стонали голодные в поисках куска хлеба — и все это смешалось в сплошной, раздирающий душу рев. Игнату казалось, будто забылся он ненадолго и видел короткий прекрасный сон — скачущую на коне красивую девушку, слышал переливчатое пенье птиц.