В каждую субботу, вечером - страница 29
— Что же? — спрашивала Асмик.
Володя обезоруживающе простодушно пояснял:
— Не знаю. Или сделать какое-то важное научное открытие, или так прооперировать, что об этом заговорит весь мир, или еще что-то…
Асмик возмущалась:
— Ты честолюбив сверх всякой меры…
Володя отвечал убежденно:
— Нет, это не то. Просто я уже давно выдал сам себе большие векселя и потому должен во что бы то ни стало их выкупить.
Ей хотелось оправдать Володю хотя бы в своих глазах.
«Он — талантлив, это же видно невооруженным глазом, а талантливые люди часто отличаются нетерпимостью, излишней самоуверенностью, пренебрежением к людям…»
И все-таки она не могла оправдать его. Как ни пыталась.
Эмма Сигизмундовна почитала своим долгом заботиться о внешности Асмик. Округлив глаза, таинственным шепотом советовала:
— Женщина, особенно тогда когда она несколько старше мужа, должна тщательно любить и холить себя. Понимаете меня?
Эмма Сигизмундовна была моложе Асмик, правда, ненамного, но не упускала случая чисто по-женски подчеркнуть разницу в их возрасте.
— Вы же гораздо опытнее меня, — говаривала она. — Мне у вас учиться, именно у вас!
— Нечему у меня учиться, — отвечала Асмик.
Эмма Сигизмундовна хотела выйти замуж, но никак не могла подобрать себе человека по душе.
— Я еще ни разу не встретила того, кто бы мне по-настоящему подошел, — признавалась она. — Все мои поклонники — это совсем не то, что мне надо!
— А что вам надо? — спрашивала Асмик.
Эмма Сигизмундовна задумчиво щурила подведенные глаза.
— Герой моего романа прежде всего должен бриться стоя и никогда не носить теплого белья.
Асмик не могла скрыть своего удивления:
— И только-то?
— Это основное, — солидно отвечала Эмма Сигизмундовна. — Все уже проверено, поверьте мне. Если он бреется стоя, значит, у него спокойный, веселый характер, а отсутствие теплого белья, даже в сильные морозы, доказывает широту натуры. Уж поверьте моему опыту.
Асмик верила. У нее был совсем небольшой опыт в этих делах.
Не дожидаясь просьб Асмик, Эмма Сигизмундовна приносила ей различные кремы, питательные, дневные, ночные, помаду, тушь для ресниц.
Когда Володя дежурил, Эмма Сигизмундовна зазывала ее к себе в комнату.
— Вот, — объявляла торжественно. — Видите, продается кофта? Хороша?
Кофта была ярко-красного цвета, отделанная тесьмой, ничего особенного, кофта как кофта.
— Последний крик моды, — тоном знатока утверждала Эмма Сигизмундовна.
— Она чересчур яркая, — робко замечала Асмик.
Эмма Сигизмундовна разражалась смехом, одновременно саркастическим и сожалеющим.
— Яркая! Да это же последний писк. Цвет взбесившейся лососины.
— Как? — ошеломленно переспрашивала Асмик.
— Цвет взбесившейся лососины, — невозмутимо повторяла Эмма Сигизмундовна. — Мне идет умопомрачительно. Хотите, примерю?
Асмик постоянно торопилась — то в больницу, то в поликлинику, то на занятия со студентами.
— Хочу, конечно, только побыстрее!
Эмма Сигизмундовна с трудом натягивала немыслимо яркую кофту, охорашивалась, вертелась перед зеркалом.
— Правда, чудесно? Хотите, примерьте, вам тоже пойдет, я уверена.
— Мне некогда, и потом, вряд ли она подойдет, я ведь толстая, — уклончиво отвечала Асмик.
Но Эмма Сигизмундовна умела настоять на своем.
— Прошу вас, дорогая, ну, ради меня…
Асмик уступала, кое-как втискивала свои мощные формы в кофту, трещавшую по всем швам.
Эмма Сигизмундовна долго всматривалась в нее. Лицо ее принимало молитвенное выражение.
— Да, — изрекала она наконец. — Эта вещь создана для вас.
— Правда? — наивно спрашивала Асмик и смотрела в зеркало, поистине не веря своим глазам.
А Эмма Сигизмундовна продолжала:
— Вы в ней совсем другая, тоненькая, как южноамериканская лиана.
И, не краснея, бесстыдно уверяла, что в этой кофте Асмик можно дать на добрых пятнадцать лет меньше, что она в ней девочка, просто девочка, да и только!
— Но я не отдам ее вам, я ее себе оставлю, она мне тоже идет, — заявляла Эмма Сигизмундовна.
Асмик великодушно соглашалась:
— Берите, какие могут быть разговоры!
Эмма Сигизмундовна вздыхала в ответ:
— Нет уж, забирайте, пока я не раздумала. Она как на вас сшита. И совсем недорого — шестьдесят пять рублей.