В краю мангров - страница 47
За голову ягуара была назначена награда. Двести песо. Целое состояние для нищего негра.
Четыре ночи спустя «эль тигре» перелез через высокую изгородь и унес в лес жирную свинью. Свинья принадлежала лавочнику, первому богачу в деревне. Награда возросла до трехсот песо.
Свинью нашли наполовину съеденной, и лавочник велел посыпать ее стрихнином. В итоге погибли один опоссум, три грифа и собака соседа. А ночью «эль тигре» зарезал корову.
Так обстояли дела, когда я, одолжив лошадь, отправился за стариком Геронимо.
Геронимо — индеец из племени тучинов. Его народ — то, что от него осталось — люди мирные, добродушные; их земли простерлись вдоль цепочки озер в нижнем течении Сину. Тучины возделывают кукурузу, ловят рыбу, черепах и очковых кайманов (хвост каймана — одно из их любимых блюд), делают шляпы. Прежде они плели отличные корзины из каньябрава и выменивали на них что-нибудь у соседних племен. Теперь, когда соседних племен не осталось, они плетут отличные шляпы и продают их бледнолицым и неграм. Искусство плетения — одна из немногих зримых черт старой культуры, которые им удалось сберечь.
Впрочем, они сохранили еще кое-что из наследия предков. II главный хранитель старины — Геронимо.
Мы познакомились давно. Ему известно, что много лет назад меня приняли в свое племя индейцы энгвера. На памяти людей тучины и энгвера никогда не враждовали между собой. В языке тучинов много слов, заимствованных у энгвера.
В тридцати шагах от хижины Геронимо я привязал свою лошадь в тени под деревом гуамо, повесил на ветки ружье и мачете и пошел к дому.
Старик сидел на скамейке и смотрел, как его бабка плела шляпу. Сам он только что кончил вырезать черенок для рыболовного крючка.
Не доходя несколько шагов, я остановился и сказал по-испански: «Добрый вечер», а потом на языке энгвера — «Я пришел с миром». Старик ответил мне так же. Старушка встала и скрылась в хижине. Тотчас оттуда выскочил мальчуган, который вынес мне низенькую бальсовую скамеечку. Это был внук Геронимо, он надеялся получить от меня крючок. Получил два, широко улыбнулся и исчез.
Последовали обычные в таких случаях вопросы и ответы; я вручил старику подарок — пачку недорогих сигар. Мы молча покурили. Вышла старуха и подала каждому из нас по миске итуа — что-то вроде кукурузного пива. У индейцев Северной и Западной Колумбии миска пива играет ту же роль, что трубка мира у краснокожих Северной Америки. Я не знаю худшего зелья, но отказаться — значит смертельно оскорбить хозяев, все равно что объявить им войну. Остается только зажмуриться, глотать да учтиво похваливать напиток. Правда, не слишком пылко, а то еще нальют.
Завязалась обстоятельная, неторопливая беседа о рыбной ловле, урожае кукурузы, ценах на соль.
Но вот все приличия соблюдены, можно выкладывать, зачем я прибыл.
Геронимо терпеливо выслушал меня. У него было каменное лицо, лишь один раз мне почудилось, что глаза его сверкнули: это когда я упомянул о награде. Но сразу же они опять превратились в обсидиановые шарики. Я подчеркнул, что не претендую на долю, мне бы только получить шкуру и череп.
Когда я кончил, он долго сидел молча. Потом заговорил о ценах на свиней и строительстве новой дороги.
Через два часа я встал, подошел к лошади, затянул подпругу, прицепил на пояс мачете, повесил на плечо ружье. Потом повернулся к Геронимо, чтобы попрощаться, и увидел, что он протягивает мне веревочку с пятью узелками.
Значит, все в порядке: Геронимо согласен попытать счастья.
На пятый день, утром, когда я сидел на приступке «дворца», который мы снимали, на пыльной деревенской площади вдруг появился Геронимо. Он бесшумно подошел ко мне, сказал «ка» и сел рядом. Он принес с собой плетеный лубяной мешок. Там лежал какой-то сверток, с которым старик обращался чрезвычайно осторожно.
Мы позавтракали, выпили кофе (Геронимо учтиво заметил, что кофе белых почти не уступает индейскому итуа), посидели немного и отправились в лес. По настоянию Геронимо мы сперва пошли не в ту сторону, куда нам было нужно. Таинственный сверток он обернул старой сетью, которую одолжил у меня.