В кротовине - страница 5
Сколько раз я проверял состояние Мелины в числе всех прочих и никогда не замечал, какая она, оказывается, красавица. У неё лицо – будто вылеплено скульптором из воска. На левой стороне подбородка видна голубоватая вена… такая у нее кожа полупрозрачная. Светлых кудряшек не видно под нейрошлемом, но зато длинные ресницы пушистые и неподвижные, как на фотографии. Жаль, что на крионаре мы не дышим сами, а то бы ее грудь под биокостюмом вздымалась бы при каждом вздохе. Это тебе не Мадонна. Той какие округлости не рисуй, а она все равно плоская. Я на Мелину… полюбуюсь ещё немного и пойду приму душ. Я уже дней двадцать, как не мылся.
Корабельный таймер: Год 27, месяц 02, день 12, время 12.45.
Ужасно хочу есть, но все, что я выложил сегодня на стол, только вызывает отвращение. Взялся было за галету, но только раскрошил ее. От батончиков меня воротит. Даже чай из мяты кажется горьким. Я напился воды и лёг спать голодным. Что я успел сегодня. А ничего не успел! Биорегистрация никого чужого не показала, но я провёл полдня в поисках незваного гостя, а потом вспомнил про гипсовые бинты в медотсеке, и положил их отмокать. Завтра выпарю и высушу. Наделаю мелков – хоть какое-то занятие. Сегодня вторник. Я должен был обслуживать тормозные механизмы, чтобы не подвели при посадке… Да ну их… Пусть Левий обслужит. У него будет время.
Корабельный таймер: Год 27, месяц 02, день 13, время 11.26.
Мне приснилось, что я режу ножом баранину на шашлык. Сел на постели весь потный, а по длинной бороде течёт слюна. Ноги сами привели меня в морг. Скальпелем и зажимом я вырезал у мистера Галла две икроножные мышцы и унёс на кухню. Там я их разморозил, мелко нарезал, посолил, поперчил и… сожрал сырыми. Не знаю, что на меня нашло. Я не сумасшедший. Когнитивный тест не сдавал уже недель пять, поэтому бросился к компьютеру и… набрал 81%. Да у меня сроду выше 78 не было. Даже наш капитан – шахматист и поэт – никогда не набирал больше 80-ти. Кто-то экспериментирует со мной? Это не «заяц»… это секретный ученый, который специально не внесен в манифест. Он живет и передвигается в тайных коридорах корабля, о которых нам не положено знать… Он, сука, наблюдает за мной, и исследует меня пока я сплю… под воздействием… чего-то… Да, блин, писец… Так оно и есть… Надо его обнаружить и разоблачить.
Я целыми днями медленно брожу по кораблю и внимательно прислушиваюсь, скрупулёзно изучаю каждый сантиметр на полу, ищу щели на стенах и царапины на дверях. Ничего. Кроме обычного гула – ни звука. Я один… Ничего не понимаю. Пойду посижу возле Мелины. Мне рядом с ней немного спокойнее.
Корабельный таймер: Год 27, месяц 02, день 24, время 04.18.
Я не хотел ее смерти! Клянусь всем, что мне дорого! Я только хотел увидеть больше. Я не мог разбудить ее – нельзя. Но чтобы разрезать на ней биокостюм, нужно открыть прозрачную крышку и… я случайно повредил один из экзососудов дурацким скальпелем. Пока я искал новый моток трубок и отрезал необходимую длину, крионара автоматически начала размораживаться. Аварийный механизм поднимал температуру, но так как остальные части системы продолжали работать, глицериновый раствор проник в легкие, а мозг вовремя не получил кислород. Она умерла от остановки сердца за те восемь минут, а я стоял и понятия не имел, что делать. А ведь знал… Знал, что это произойдет. Просто в тот момент я растерялся. Со мной такого никогда раньше не бывало. Что происходит?
Самое страшное, что я не чувствую ни горя, ни стыда, ни вины… ни даже страха перед ответственностью. Теперь меня лишат моего ранга и выкинут из флота! Я даже с кадетами не смогу работать.
Я отнёс тело в ее комнату (в моей – Мадонна заревнует, хотя от нее давно на двери остались только разводы и розовые полосы) и положил на кровать. Она уже совсем растаяла, крио-растворы вытекли из неё по пути, оставляя в коридоре ручеёк из мутной жидкости. Я сел возле столика и взял в руки ее дневник. Она только один раз упомянула в своих записях мое имя, когда описывала старт. Я снял с неё нейрошлем ещё в спальном отсеке, но мокрые волосы не пружинили. Они слиплись и потемнели. Ее лицо теперь ещё белее. Мне ничто не мешает снять с неё одежду. Я долго разглядываю обнаженное бледное тело. Я теперь могу все… А почему бы, собственно, и нет?