В кругах литературоведов. Мемуарные очерки - страница 23

Поскольку с 1968 года Леня жил в Москве, книгу о Чичибабине, а также и мою книгу о Галиче «С чем рифмуется слово ИСТИНА» я отправил ему по почте. Когда при очередном наезде в столицу я, по обыкновению, заехал к нему на улицу Миклухо-Маклая, он предался воспоминаниям о том, что оба эти поэта бывали у него в гостях, причем Чичибабин, по его рассказам, был сдержан и немногословен, а Галич, напротив, очень возбужденный и в приподнятом настроении, наливал себе водку «из вот этого графина».

Вернусь к харьковскому периоду Лениной биографии. Хотя он был любимцем студентов и пользовался авторитетом у коллег, над его головой сгущались тучи. Его терпеть не мог секретарь Харьковского обкома КПСС Н.А. Сероштан, причем, как рассказывал мне сам Леня, для этого были основания: он разговаривал с партийным сановником без всякого трепета, вступал в спор и даже перебивал его.

Результатом стали драматические события. В Институт искусств приехала комиссия, которую возглавлял В. С. Корниенко. Не могу сказать определенно, получила ли она установку обкома произвести в институте погром, или Корниенко действовал с намерением сместить со своего поста действующего ректора В. Н. Нахабина и захватить его кресло. Но когда выяснилось, что новым ректором назначен Корниенко, Баткин был возмущен. Он считал, что если Корниенко руководил проверкой института и дал рекомендацию снять Нахабина, то он не имеет морального права сам занять это место.

Леня рассказал мне о бурном объяснении, которое произошло между ними, и о том, что он бросил Корниенко в лицо: «Я не считаю вас порядочным человеком!» Понятно, что на его дальнейшем пребывании в институте был тем самым поставлен крест. Леню сняли с работы за «грубые идеологические ошибки», в том числе за «пропаганду чистого искусства и формализма». Но еще прежде, чем он переселился из Харькова в Москву, случилось нечто, о чем нельзя не рассказать.

Леня раздобыл и прочел книгу Корниенко «О сущности эстетического познания», которая содержала основные идеи докторской диссертации автора, а также ее автореферат, и эти «труды» произвели на него такое впечатление, что он решил напечатать о них статью в «Вопросах литературы». Я был вхож в этот журнал и раньше, и больше, чем он, и содействовал ему, как мог. Хотя редакция относилась к Лене очень уважительно, острота предлагаемого материала все же вызвала у нее опаску, и ему поставили встречное условие: чтобы это была не рецензия, а обзор трех-четырех книг. Делать нечего, Леня засел за новые труды по эстетике, которые могли бы составить компанию книге Корниенко.

Хорошо помню наш тогдашний разговор. Он сказал: «Я просто в растерянности. Все, что я читал, настолько слабо и даже смешно, что не знаешь, на чем остановить выбор…» Выбор он, разумеется, сделал, статью одобрили и утвердили к печати. Если мне не изменяет память, именно для этого материала был создан раздел «Трибуна литератора», который – и это уж точно впервые! —предваряла «шапка»: «В этом разделе все статьи печатаются в дискуссионном порядке». Я читал немало Лениных статей и высоко ценю его как мастера политической полемики, знаю бронебойную силу его мысли, разящей противника наповал, но эта статья написана совсем по-другому и, кажется, не имеет аналогов в публицистическом творчестве Баткина. В ней не улавливается гнев, она пронизана презрением к скудоумию разбираемых в ней трех авторов, и если я углубляюсь в нее, то лишь для того, чтобы показать: Леня умел писать и так!

Статья называлась «Кто изящней: верблюд или лошадь?». Критических оценок Корниенко и других авторов ней почти нет, во всяком случае, не они бросаются в глаза. Баткин просто цитирует их с немногословным ироническим комментарием, и этого достаточно. Он их «раздевает» и выставляет на посмешище. Ограничусь двумя примерами.

«Теперь дадим В. Корниенко высказаться о поэзии. “…Мы должны правильно понять диалектику материального и идеального. В. Маяковский, например, использовал образ парохода, названного именем Т. Нетте, для выражения мыслей и чувств”. “В произведении В. Маяковского использован образ парохода, носящего имя Т. Нетте, но материальной формой, выражающей идейное содержание стихотворения, является язык”. О чем тревожится В. Корниенко? – спрашивает Баткин. – Да о том, чтобы читатель, плохо подкованный по философской линии, не решил вдруг, что Маяковский превратил реальный государственный пароход в стихотворение»