В кругу Леонида Леонова. Из записок 1968-1988-х годов - страница 14
Сталин же любил шутку, хотя внешне был иным. Он и беспощадность свою умел прикрывать. Говорят, что был такой эпизод: Косарев противился аресту комсомольских работников. И вот, на одном из банкетов Сталин поднял тост за его здоровье. Косарев подошел к нему с бокалом. Чокаясь с ним, Сталин обнял его и сказал на ухо: «Не противься. Убью!» И выпил. Косарев же, побледнев, поставил бокал и, позвав жену, покинул банкет. Ночью он был арестован.
Но слышал я и другие эпизоды. Как-то Сталин пришел на ВДНХ. На выставке он увидел громадный помидор, взял его в руку, оказалось, что с другой стороны он гнилой. Положив на место, пошел из павильона и сказал: «Убрать!» Через минуту добавил: «Помидор убрать, а не директора!» В другой раз в театре, после только проведенного ремонта, он взялся за дверную ручку, дернул ее, и она оторвалась. Подняв ее вверх, он усмехнулся и сказал: «Какая сила, а!» Сидя на просмотре кинофильма «Великий Моурави», он слушал речь полководца, который говорил: «Если Бог мне поможет...», сказал: «Зачем он так говорит? Он должен сказать: «Посмотрим, кто кого обманет». Много таких историй я слышал, может быть, это фольклор? Такие же легенды народ слагал и об Иване Грозном. Иногда в них больше правды, чем в исторических фактах. Как бы то ни было, я за войну Сталину многое простил. Много у него страшных дел, но о нем все-таки так нельзя писать, как пишет Солженицын.
Я не много писал о нем. Статья, написанная о Сталине сразу после войны, далась мне мучительно, но я писал ее от всей души и сегодня не отрекаюсь от нее. Сталин — часть нашей трудной, тяжкой, но исторически обусловленной судьбы. И писать о ней надо так, чтобы никому не дать повода ни для злорадства, ни для хихиканья, ни для плевков в нашу священную кровь. При всех наших ошибках, драмах, мы накопили такие психологические богатства, какими не располагает ни один народ в мире. Они, эти богатства, дают нам право на благодарное уважение человечества. И о наших трагедиях писать надо так, чтобы они вызывали благоговейный трепет, чтоб перед ними человечество снимало шляпу, памятуя, что это наша кровь, наши слезы, наши горести, наша вера, наше уважение к ним должно быть тем сильнее, что, проходя через них, мы принесли победу миру все-таки.
— Вы сейчас пишете об этом?
— Да, пишу, хотя не знаю, осилю ли тему, смогу ли написать так, как хочется.
И вдруг, без всякого видимого перехода, спросил:
— Вы много читаете, говорят?
— Нет, Л.М., читаю только выдающиеся произведения.
— И много их?
— Нет, не очень.
— Что там произошло с Шолоховым?
— Говорят, редактор «Правды» М. Зимянин испугался, не решается печатать его главу из романа «Они сражались за Родину», посвященную событиям 1937 года. Шолохов считает, что если мы не скажем всю правду об этих событиях, литература наша потеряет свой авторитет в народе. А еще он считает, что знает, что от него ждет народ, лучше, чем Зимянин или Брежнев. Зимянин перенес разговор наверх. Шолохов пробивался к Брежневу, прождал час или больше но у Брежнева не нашлось времени для беседы с Шолоховым. У Сталина находилось, у Брежнева — нет. Что поделаешь, чем выше человек, тем меньше у него времени остается для... человека.
Л.М. засмеялся. Потом спросил:
— А кого из молодых вы цените?
— Многих. Большие надежды возлагаю на Шукшина, Белова, Чивилихина, Липатова и других. Хотя некоторым навредит то, что они уже почувствовали себя классиками...
Я рассказал ему, что только что вернулся из Киева, где общался с украинскими писателями, подолгу беседовал с О. Гончаром.
— Гончар? Я считаю его очень романтичным писателем и честным человеком, искренним и простым. К сожалению, я не знаю украинского языка и не могу поэтому разобраться в шуме, поднятом вокруг его романа «Собор». Вы читали роман?
Выслушав подробный мой пересказ романа и оценку его, он недоуменно спросил:
— Есть художественные недостатки? За это надо его критиковать, но ведь ругают не за это?
Я сказал, что ругают за «искажение правды жизни», выраженное в том, что Гончар считает, что мы неправильно относимся к природе, когда затопляем плодородные земли, леса, превращая все в болота, когда заводы выбрасывают тьму ядовитого дыма. Он осуждает уничтожение исторических памятников, да и искажение человеческих душ.