В кругу Леонида Леонова. Из записок 1968-1988-х годов - страница 16
25 января 1969 г.
Л.М. спросил меня:
— Не кажется ли вам, что Горький всегда тщательно продумывал произведения от начала до конца так, что, например, прочтя первый акт «Вассы Железновой», вы можете с уверенностью сказать, чем закончится вся постройка?
Я ответил, что Ромен Роллан, едва ознакомившийся с первыми главами «Жизни Клима Самгииа», написал Горькому, что с неизбежной ясностью Самгину предстоит совершить предательство или полупредательство.
— Да что вы? А я после чтения первого акта «Вассы Железновой» сказал себе, что дальше все ясно. Но вот были у Г. моменты подлинного горения, волнения, когда он мучительно воевал со своими героями, когда они не поддавались ему, а он не осиливал их, они вставали, как живые. Я таких героев вижу в «На дне», в автобиографии...
У него не все равноценно... Правильно ли мы делаем, печатая теперь даже то, чего он сам не печатал? И зачем все тащить в собрание сочинений?
9 мая 1969 г.
Л.М. по телефону:
— Вы знаете, я весьма обеспокоен организацией каких-то монументальных конференций в связи с моим 70-летием. Как вы думаете, если я направлю письмо с просьбой не устраивать шумихи, это не истолкуют как кокетство?
— Не советую вам. Мы великие мастера подчеркивать друг у друга недостатки, промахи. И очень неохотно говорим о находках, достижениях. В свое время все плохое было сказано о вас, вы испили до дна чашу сию. Теперь же позвольте, хотя бы с опозданием, сказать вам доброе. Конечно, будет немало елея, немало не от сердца. Пренебрегите. Но пусть скажут и хорошее. Это нужно не только вам, но и нашей литературе, народу. Поэтому я просил Н. Потапова заказать хорошую статью о вас либо К. Федину...
— Нет, нет, только не ему... Человеку театральному, неискреннему...
— Он может написать и искренне... Но я назвал еще В. Чивилихина, напечатавшего хорошую статью о вас в «Огоньке».
— В ней много неточностей...
— Да, но в ней есть более важное — неподдельная любовь к тому, о ком он рассказывает.
15 октября 1969 г.
Провел три часа с Л.М. на даче. Встретив, он сразу спросил:
— Не понимаю, что у нас происходит. Никакой дисциплины. Я думал, что после Хрущева дальше идти некуда. Оказалось, можно идти дальше. Что же это творится?
Я перевел разговор на литературу, рассказал о недавней поездке в Италию, о писателях.
— Мне кажется, что слишком увлекаются писателями, которые скользят по поверхности, подчеркивают печальные стороны нашей жизни. Между тем, мы накопили такой колоссальный духовный моральный фонд, с которым ничто несравнимо. Да, у нас был 1937-й год, был Сталин, и при всем при том наши духовные психологические накопления стоят столько, что нам нечего отводить в сторону глаза. Пусть наверху не боятся вступать в прямой спор с противниками. Все, что сидят в отделе культуры ЦК, — туда ли направлен их ум, куда следует? Кто там — чего они стоят? Хотелось бы побеседовать.
Вспомнил в связи с чем-то о Симонове.
— Да, у него нет языка и нет умения строить характеры. Остальное все у него есть. Коновалов, «Былинка в поле»? Не читал. Вы знаете, нашим русским писателям недостает подлинного мастерства. Мне кажется, что я в кое-какие тайны проник, но я — не Горький. Я поражаюсь, когда он успевал читать и править. Я не успеваю. Но вот что можно было бы сделать. Собрать человек десять лучших писателей. Собрались бы у вас, а я к вам нечаянно пришел бы и побеседовал. Скажем, поговорил бы всесторонне о книге одного из них. Но так, что это и другим полезно. Только пусть они не знают, что это делается по моему желанию. Какой я в самом деле учитель? Но кое-что я могу им и подсказать.
14 ноября 1969 г.
Сегодня Л.М. и я на квартире у него давали интервью корреспондентке Елене Сергеевне Медведевой («Известия») по поводу Полного собрания сочинений Горького.
9 декабря 1969 г.
Пришел к Л.М., чтобы он внес исправление в интервью. Он долго отговаривался, потом начал правку, причитая: «Ну, кому это надо! Мало ли что по глупости наболтаю. А как записано! Длинными, совсем не разговорными фразами. Неужто это я так говорил? Мог, мог!» Раза три бросал работу. Я вновь приневоливал его. Наконец первая часть была закончена. Дальше он все зачеркнул. После его правки я начал читать текст и вносить поправки уже своей рукой под его диктовку. После долгих споров удалось согласовать и ответы на заключительные вопросы.