В крымском подполье - страница 9
— Нет, не устраивает. Для типографии нужен свой дом. А то придут немцы, появятся и старые хозяева. Хлопот не оберешься.
— Да… — Сирота был озадачен. — Это, пожалуй, возможно…
Жена предупредила меня:
— Дом пойдем смотреть вместе, хозяева эвакуируются. А квартиру я могу показать тебе только издали. Я сказала хозяевам, что я одинокая, эвакуирована из Симферополя. Там у меня собственный дом и хорошее хозяйство. Поэтому я дальше уезжать не хочу, но не знаю, пропишет ли меня милиция в Керчи. Если милиция разрешит мне прописаться, то я приду к ним и уплачу за три месяца вперед. А если милиция откажет, я к ним больше не приду. Ждать они меня будут до четырех часов.
Домик стоял на городском склоне горы Митридат. Во дворе — сарай, задняя стенка прилегает к самой горе. Это мне особенно понравилось: при случае можно сделать хороший тайник.
Пожилая хозяйка сердито упаковывала вещи. Ей не хотелось бросать свое хозяйство, но муж — кузнец с завода имени Войкова — отправлялся на Урал с первой партией рабочих и оборудования.
За дом со всей обстановкой и курами хозяйка просила девять тысяч. Сошлись на восьми тысячах без кур, которых она решила зажарить на дорогу.
Покупку дома мы должны были на следующий день оформить в коммунальном отделе. Но Сирота не успел достать денег, и дело сорвалось.
Квартира сдавалась на улице Кирова, 44, почти на окраине, недалеко от порта.
Небольшая полутемная комната с двумя окнами на двор меня устраивала. Двор был проходной. Одна калитка — на улицу Кирова, другая — на набережную, весьма удобно.
Хозяева — старик и старуха, люди, видимо, хозяйственные и расчетливые — встретили меня сдержанно.
— Я слышал, вы сдаете эту комнату?
— Мы ее уже сдали одной дамочке, — оглядывая меня, ответила хозяйка.
— Немолодая такая, в черном плюшевом пальто?
— Да.
— Так она же меня к вам и послала. Я с ней встретился в милиции. Ее не прописывают.
— А вы тоже приезжий? — вступил в беседу хозяин, поглаживая жиденькую с проседью бородку.
— Здесь я в Рыбакколхозсоюзе работаю. Снимал комнату, а теперь хозяева уезжают, дом продают.
— А что, извиняюсь, делаете?
— Работаю агентом по снабжению.
— О, должность хорошая! — старик оживился.
— Ничего, на бога не обижаюсь! — согласился я. — Поживем с вами! Чего-чего, а рыбки поедим.
— Как вас по батюшке?.. Марья, дай стул Петру Ивановичу, — Старик услужливо пододвинул мне стул. — Вы что же, партийный будете?
— В молодости не был, а теперь какая уж партия!
Я уплатил им за три месяца вперед, предупредил, что переберусь через несколько дней, когда вернусь из командировки, и мы расстались, вполне довольные друг другом. 22 октября меня вызвал в Симферополь секретарь обкома. В этот раз Владимир Семенович уже не говорил о моем здоровье.
— Я вас вызвал по весьма важному вопросу, — сказал он, потирая наморщенный лоб. Он был встревожен и даже смотрел как-то иначе: пристально, как старый человек смотрит и взвешивает каждое слово и все возможности. — Положение наше на фронте ухудшилось. Надо быть готовым ко всему, а поэтому уже сейчас необходимо решить, кого оставить для руководства крымским подпольем. Мы считаем вас самым подходящим кандидатом. Как ваше мнение?
Мы стали обсуждать подробности будущей подпольной работы.
Для того чтобы руководить подпольем всего Крыма, надо находиться в Симферополе, но мне оставаться здесь сейчас было не только опасно, но просто бессмысленно. Владимир Семенович согласился, чтобы я пока продолжал работу в Керчи, а дальше обстановка покажет.
— Что вам нужно для подполья?
Я предложил прежде всего создать руководящий подпольный партийный центр с полномочиями обкома партии из трех человек: секретаря и двух заместителей — одного по военно-диверсионной работе, другого по организационно-политической.
— Сделаем. Что еще нужно?
— Мне нужно знать, кого вы оставляете в Крыму для подпольной работы в районах, и получить их явки и пароли.
— Это мы вам дадим.
Тогда же я поделился с Владимиром Семеновичем своим беспокойством относительно организации партизанских отрядов в Керчи.
После выступления товарища Сталина 3 июля в Керченский горком, как и всюду, посыпались заявления от партийных и беспартийных с просьбой принять их в партизанский отряд. Мне об этом подробно рассказывал Сирота.