В Крыму - страница 17
По Рыжову открыл огонь гранатомёт. Вернее, по воронке, где Рыжова уже не было…
Кто бывал на «крымском пятачке», кто дрался за Керчь, тот хорошо знает высоту 133,3 — ту самую, у которой на вершине отвесный срез. Около этой высоты долгое время стоял обгоревший танк, и наши наблюдатели и снайперы просиживали в нем целыми днями, выискивали уничтожая гитлеровцев.
Эту высоту за зиму атаковали несколько раз. Раза два она переходила из рук в руки.
В один из таких дней Рыжов и совершил свой подвиг. Перед штурмом он получил приказ сделать проход в проволочном заграждении немцев.
Настала ночь. Над высотой и над всем передним краем тревожно мерцали ракеты. Кое-где стреляли орудия.
Рыжов полз к немецким позициям с зарядом взрывчатки.
У самой проволоки расположилось немецкое боевое охранение. При свете ракеты Рыжов увидел над бруствером окопа ствол пулемета. Рикошетом по земле полоснули пули. Над окопом приподнялся немец, потянулся, что-то пробурчал. Показался второй немец, оба осмотрелись вокруг, один взялся за пулемет, выпустил очередь. Так немцы стреляли часто — от страха, на всякий случай. Рыжова это не беспокоило. Но он лежал не дыша и думал о том, где удобнее подложить заряд. И решил: заложить у самого пулемета. Знал отважный сапер, что слева и справа склоны, насквозь простреливаемые немцами. И пехотинцам будет удобнее и безопаснее идти по этой балочке, которую охраняет немецкий пулемет, если сделать проход именно здесь.
«Конечно, только здесь: ведь заодно можно взмести на воздух и пулемет».
Пушки били где-то за высотой.
Хорошо, когда враг тебя не видит! Но вот Рыжов оставил воронку. Проползет ли он этот десяток метров до колючей проволоки с тяжелым зарядом, не выдав себя врагу?
…Немцы не заметили Рыжова. Но, очевидно, шорох встревожил их. Пулемет застучал.
Рыжов отполз и вновь оказался в своей воронке. «Все равно доберусь и подорву, подорву!»
Он начал подползать стороной, невзирая на пули. Колючки проволоки коснулись спины, Рыжов пробрался под ними. Выждал. Немцы угомонились и не подавали никаких признаков жизни.
В двух-трех метрах от немецкого пулемета Василий заложил под проволоку заряд. Пальцы работали быстро. Распущен и протянут шнур. Через несколько минут шипящая искорка побежала к заряду.
Взрыв был неожиданным и сильным. Он разорвал на клочья мрак. Рыжов вскочил на ноги: «А ну, что стало там, интересно посмотреть на свою работу!»
Он побежал к тому месту, где взрывом разбросало проволоку вместе с кольями в разные стороны. Проход был не меньше десятка метров. Окоп засыпало. Одного немца не видно, завалило, а изуродованный труп другого выбросило наверх.
«Пулемет цел!» — удивился сапер.
Немцы в траншее на высоте были разбужены взрывом и открыли беспорядочный огонь. Но Рыжов добрался до пулемета, взвалил его на плечи и принес в часть.
— Наш Вася, — говорили бойцы, — что захочет, сделает. Главное: всегда сделает, и живой останется.
Штурм высоты прошел с успехом.
…Так шаг за шагом войска приближались к полной победе в Крыму.
Далеко еще было до весны. Почти без дров (на каменистой почве «крымского пятачка» — ни деревца, а топливо из-за пролива и с окраин Керчи едва успевали подвозить для кухонь), без хорошей воды (во всех колодцах на полуострове вода солоноватая и горькая) зимовали войска. Но в этой обстановке все готовились к решительному удару.
Когда войска шли с мыса Херсонес, полностью очистив Крым, я узнал, что Василию Рыжову присвоено звание Героя Советского Союза. Мы встретились на фронтовой дороге. Вернее, на бывшей фронтовой дороге. Не было уже в Крыму врага.
Я поздравил Рыжова. Спросил:
— Что пишут из дому?
— Ох и пишут, — опередил Василия товарищ, — все девушки со станицы пишут! В особенности — одна.
— Ну тебя! — отмахнулся Рыжов.
…В окопах тогда, когда вьюга свистит всю ночь, тянет к думам о родных и близких. Сидят бойцы, разговаривают медленно, мечтательно. Пишут письма в землянках при свете коптилок, а то и поют не смело, но задушевно.
Не знаю, кто автор этой песни, но ее часто пели под Керчью в те вьюжные долгие дни: