В квадрате 28-31 - страница 12

стр.

Кажется, не успели присесть, как снова команда:

— Вещмешки надеть! На лыжи ста-а-а-но-о-вись!

Молодой пулеметчик Тимофеев полушутя-полусерьезно проговорил:

— Опять начали ишачить. Ну что за жизнь! Вон посмотришь на радистов — завидки берут: одна рация на боку да пистоль. И все. Интеллигенция, да и только.

— Помолчи, а то еще пудик подбросим. Для закалки души и тела, — ответил Еремеев. — А радистов не трожь — у них служба особая: от них и твоя, и моя, и всей бригады жизнь зависит. Старший батальонный комиссар Гордин как говорил, когда рации достал для нас? «Радистов особенно берегите. Они — хлеба важнее в тылу врага. Они — ваша связь с Ленинградом и Валдаем».

— Да что вы, Николай Григорьевич, это я так, к слову сказать. Понимаю же. — Тимофеев встряхнул плечами, чтобы двадцатикилограммовый вещмешок лег ловчее, и добавил: — Своя ноша не тяжела. Только плечи режет без привычки.

В то время как Еремеев на практике доказывал теоретические преимущества лыжных тренировок по своему «самоучителю», в штаб бригады пришло первое донесение от Пестовского. Пестовский — это был псевдоним Александра Никитина. Вообще в годы войны псевдоним подбирался часто по названию местности, где человек жил, работал.

Александр Макарович сообщал: «Берег озера находится под обстрелом немецких орудий. Сами батареи где-то в стороне, но открывают огонь, как только начинается какое-либо движение. Стрельбу корректируют, пробуем обнаружить корректировщиков. Для этого группа Николая Петрова дважды специально демаскировалась, чтобы вызвать огонь на себя. Разведку и поиск продолжаем в другом направлении, так как здесь не пройти. Подробности лично. Пестовский».

К вечеру в лагере у Краскова появился посыльный из штаба занимавшей в этом районе оборону стрелковой дивизии. Он представился и вручил командованию бригады пакет. Оказалось, что партизанских командиров вызывал прибывший в дивизию член Военного совета Северо-Западного фронта корпусной комиссар В. А. Богаткин. Вместе с посланцем выехали Иоваковский и Большаков.

— Я пригласил вас по важному делу. Прошу. — Корпусной комиссар жестом пригласил партизанских командиров к столу, на котором лежала карта, исчерченная красными, синими, зелеными стрелами. — Задача такова: нам нужно перебросить за линию фронта группу своих лыжников. Поскольку вы направляетесь туда же — пойдете вместе. Форсируете Ловать и, когда углубитесь километров на пятьдесят в тыл противника, разойдетесь по своим маршрутам. Ясно?

— Ясно. Просим только поставить в известность наше командование.

— Это предусмотрено. Через два часа прибудет в ваш лагерь командир нашей группы. Уточните детали совместных действий.

Вернувшись от Богаткина, Новаковский и Большаков застали начальника штаба Фатеева за чтением нового донесения от Никитина:

«В радиусе обследованных двадцати километров чисто. Передовые охранения наших частей ведут перестрелку с противником на прежних позициях. Вместе с армейскими разведчиками нащупали брешь в немецкой обороне. Ее координаты… Юго-восточнее… Пестовский».

Предположения командования подтвердились: гитлеровцы за последние дни особо укрепили оборону северо-восточнее от Старой Руссы, поэтому «окно» разведчиками было найдено южнее.

— Хоть кружнее, да вернее, — сказал начальник штаба, проведя на карте не прямую, а чуть изогнутую стрелу в сторону координат, указанных Никитиным.

Назавтра вернулся в красковский лагерь и сам начальник разведки. Последнее совещание было коротким. Каждому подразделению определялось свое место: разведка, затем ударная рота автоматчиков, слева и справа — боковые охранения, отряды, лыжники-армейцы, группа прикрытия, замыкавшая колонну. Установлен пароль на первые сутки. Сверены часы.

На исходе 21 января 1942 года. Все в боевой готовности. Ни звука, ни огонька.

Два ноль-ноль. В путь!

— До свидания, Большая земля!

Курс — квадрат 28-31

Судьба меня вела из боя в бой, —
Другой, наверно, не было дороги…
Михаил Дудин

Разведчики прокладывают путь

Ночь выдалась темная. Словно черным пологом укрыла она и заснеженную землю, и застывший лес, и разгоряченных быстрым ходом лыжников. Временами слышался треск, напоминавший приглушенный хлопок пистолетного выстрела, — это разрывалась от мороза кора стоявших в зимней спячке деревьев.