В лифте - страница 2

стр.

— Вряд ли будет хуже, Петр Семенович, — кисло отозвался Петушков. Нажата пятая, и чего, спрашивается, полез выше?

— Успокойте меня, скажите, что все это не опасно, — мне вредно волноваться. — Ирина Михайловна шумно толкнула куда-то в угол зонтик с длинной ручкой, тем самым как бы давая понять, что осознает всю серьезность случившегося.

На миг все притихли, стало слышно чье-то дыхание и шелест плаща.

— Обычная ситуация, — пророкотал бас Селюкова. — Портной портачит, киношник болеет, лифт застревает. Неприятно, однако не смертельно. Повода для волнений нет — это еще не конец света. Петушков, а ну-ка, трахните по всем кнопкам сразу — я всегда так делаю, когда барахлит телевизор.

Петушков хлопнул ладонью по пульту, но лифт, как и следовало ожидать, не двинулся с места.

— А знаете, мне даже нравится это приключение, — весело отозвалась Январева и зябко поежилась: — Бр-р, у кого это плащ влажный и скользкий, как лягушка?

— Стойте, Январева, спокойно, не то отдавите мне ноги. — Селюков хотел отодвинуться в угол, но там уже стоял Петушков.

Внезапно прозвучавший в темноте звонок лифтового телефона был неожиданным, и Ирина Михайловна выпустила сумку с яблоками — в свои последние преддекретные дни она не могла без них. С возгласом «але!» Лобанов по инерции протянул в темноту руку. Петушков наощупь вложил в нее телефонную трубку.

Оптимистично и громко, так, что услышали все, трубка сказала голосом лифтерши:

— Небольшая поломка. Потерпите немного, сейчас пошлем за мастером.

— Для чего же, пардон, вы тут юбку протираете? — вспылил Лобанов, четко увидев в темноте вечно снующую спицами тетю Дашу с мелко завитыми кудряшками на лбу.

— Не хамите, — с достоинством огрызнулась трубка и прежде, чем замолчать, не без ехидства заметила: — Вам сейчас расстраиваться никак нельзя — поднимется давление, а помощь срочно оказать не сможем.

Лобанов отшвырнул трубку, и Январева, нащупав ее, повесила на рычаг. Присутствие телефона несколько успокаивало Ирину Михайловну, стирая тревожное настроение от неожиданной ситуации. И все же было не по себе.

— Оказывается, не очень приятно висеть между небом и землей, проговорил Петушков.

— А ты думал? — усмехнулась Январева. — Это тебе не интервью в «Сладкоежке» брать.

Все неодобрительно промолчали. Речь шла о том, что младший редактор рекламного бюро Петушков захотел выступить в газете и пошел в коллектив, где работала его родная сестра, то есть в кондитерский магазин. Укол Январевой означал, что о конфетах писать, конечно, веселее, чем о навозе, что хорошо бы Петушкову попробовать себя на более трудном материале. Чтобы замять неловкость, она с лисьими нотками в голосе призналась Петушкову, что не ожидала в день своего четвертьстолетия получить такой сюрприз, как застрявший лифт.

— Где ты там, Аллочка, поздравляю, — встрепенулась Ирина Михайловна. Совсем вылетело, что у тебя праздник. — И она собралась обнять Январеву, стоявшую, как ей казалось, совсем рядом, но наткнулась на влажный плащ Петушкова.

— Это я, — сказал Петушков тихим голосом. — Я тоже, Алла, поздравляю тебя. — И стеснительно добавил: — Пусть это банально, но от всей души.

— Нашли время и место для поздравлений, — Лобанов завозился с портфелем, доставая газету вместо веера, — как-то сразу стало душновато.

— Тогда, может, планерку проведем? — с ехидцей предложила Январева.

— Не язвите. Неизвестно, сколько нам сидеть в этой клетке. Возможно, и для собрания времени хватит. — Прислонившись к стенке, Лобанов замахал газетой, как веером, с неудовольствием думая о том, что надо бы успокоиться, кажется, он ведет себя нервозней всех. Так не годится, все-таки он здесь старший по возрасту и положению. Вон уже и под ложечкой сосет, как это было давным-давно, в какой-то иной жизни, когда он, худенький, большеглазый мальчик, лез под кровать или бежал в бомбоубежище, потому что над городом гудели вражеские самолеты, и это означало, что будут рваться бомбы, и на тебя может рухнуть стена, как рухнула на Витьку Панченко, с которым часто играл в подъезде в орла-решку. Слава богу, сейчас никаких самолетов, а все равно как-то жутковато.